– По-моему, не стоит употреблять эти имена как волшебное слово всякий раз, когда между нами возникает… взаимонепонимание, – укоризненно промолвила Сабета.
– Мне и самому тошно. Но я же не виноват, что…
– Да брось ты!
– Нет уж! – вскричал Локк, дрожа от голода, гнева и возмущения. – Ты от меня так просто не отделаешься. Я не позволю тебе попирать мои чувства только потому, что они мешают твоим замыслам.
– Твои чувства? Мы оба выполняем задание картенских магов, а не в детские игры играем.
– Ты моей слабостью воспользовалась.
– Ну да, – кивнула она. – Как нас с тобой учили. Я тебя обманула, потому что хотела тебя обмануть. Да, мне очень жаль, что это причинило тебе боль, но у нас такая работа.
– Я не о том. Ты меня не просто обманула, ты сыграла на моих чувствах. О которых тебе прекрасно известно. Потому что у меня есть единственное слабое место – ты. А ты этим воспользовалась.
– Ну конечно, женщина всегда виновата в том, что мужчина думает не головой, а причинным местом. Знакомая история. И что теперь, жизнь кончилась? Мир остановился?
– Сабета, я же не маленький. Я не о постели тебе толкую, а о доверии.
– Я тебя в плавание отправила для твоей же пользы, Локк. Не только потому, что о здоровье твоем беспокоилась, и не только для того, чтобы ты мне не мешал. Я так и знала, что из-за своего дурацкого наваждения ты не успокоишься, пока мозги в лепешку не расшибешь.
– Великолепно! Замечательно придумано! – воскликнул Локк. – По-твоему, за эти девять дней я о тебе и не вспоминал ни разу?!
Ей хватило совести отвести глаза.
– И о чем ты вообще говоришь? Сначала заявляешь, что объяснять ничего не намерена, теперь утверждаешь, что это все для моей же пользы! – Локк, разгорячившись, расстегнул ветхий, слишком просторный камзол для верховой езды, позаимствованный в дилижансе. – Между прочим, ты не дурацкое наваждение!
– Я – взрослая женщина, которая пытается тебе объяснить, что нельзя перевести часы на пять лет назад из-за того, что тебе недостает смелости еще за кем-то приударить.
– Ах, это мне смелости не хватает? Да кто ты такая, чтобы о моей смелости рассуждать?! Ты вообще знаешь, какая смелость нужна, чтобы к тебе подступиться? Чтобы твое проклятое самовлюбленное позерство – ах, я вся такая великая страдалица! – вытерпеть?!
– А ты самонадеянный, наглый и чванливый фанфарон!
– Вот посмей только сказать, что я тебе никогда не нравился, – процедил Локк, медленно подходя к ней. – Что ты меня всегда презирала. Что я ни капли твоего уважения не заслуживаю. Что тебе со мной было плохо. Ну скажи – и все будет кончено.
– Упертый, одержимый…
– Скажи, что ты меня видеть не рада.
– Нахальный…
– Я и сам все это знаю!
Внезапно они оказались в шаге друг от друга.
– Не ищи оправданий! – воскликнул Локк. – Скажи, что ты меня терпеть не можешь. Иначе…
– Ты… ой, Локк, если честно, то от тебя смердит. Вонь страшная.
– Да неужели? Наверное, в Картен лучше было вплавь возвращаться!
– А нечего было с корабля сбегать. Я, между прочим, строго наказала, чтобы вам каждый день ванну предоставляли.
– Если ты так хотела удержать меня на корабле, надо было самой там остаться, – возразил Локк.
– Наряд у тебя нелепый… – Сабета задумчиво коснулась пальцами его щеки, отчего Локк едва не лишился чувств. – И ноги колесом. И похоже, ты с дороги всю пыль собрал…
– Ага, не можешь! Не можешь ведь, правда?
– Чего не могу?
– Не можешь меня прогнать. Не можешь мне честно в глаза взглянуть – и солгать. Ты вовсе не хочешь со мной расстаться.
– Я с тобой объясняться не намерена.
– Сабета, ты лучше камзол свой запахни, а то из-под него совесть выглядывает.
– Мы оба на службе у картенских магов, – сердито прошептала она. – Мы оба приехали сюда по своей воле – и потому, что другого выбора у нас не было. Так что сейчас мы оба оказались в весьма шатком положении. А если нас заподозрят в чрезмерном дружелюбии, то один из нас погибнет.
– Знаю, – кивнул он. – Мы должны действовать осмотрительно. Между прочим, личную жизнь нам никто не запрещал.
– Увы, наша личная жизнь неразрывно связана с нашими делами. – Сабета со вздохом стряхнула с камзола пыль, слетевшую со щеки Локка. – И все дела у нас – личные.
– Отужинай со мной.
– Что?
– Я тебя на ужин приглашаю. Ну знаешь, трапеза такая. Мужчина обычно приглашает женщину на ужин. Вот если не веришь, кого хочешь спроси, тебе подтвердят.
– И ради этого ты моему секретарю яйца выкрутил?
– Ты же сама сказала, что мы не дети и в детские игры не играем. Мы сами в ответе за свою жизнь и, что бы ни происходило, сами ею распоряжаемся. Вот пожелаем – и переведем часы назад. Наши часы, что хотим, то и делаем.
– Это безумие.
– Нет. Две недели назад больше всего на свете я хотел умереть. Вот это было безумие. Две недели назад я вот настолько к нему приблизился… – Он сжал в щепоть большой и указательный палец. – На черном пороге смерти стоял. И после этого всякой хренью больше заниматься не намерен. Может, это все остальное и усложнит. Ну и пусть. Ты – мое главное осложнение. И я хочу его больше всего на свете. Ты – мое любимое осложнение. Даже когда ты мое доверие предаешь.