16 июля 1973 г. вскрылся еще один факт, который, имел самые фатальные последствия для президента. Бывший помощник руководителя аппарата Белого дома А. Баттерфилд объявил, что с 1971 г. все разговоры в кабинете президента записывались на магнитофон с санкции самого Никсона. Это положило начало долгой тяжбе между президентом и органами, расследовавшими "Уотергейт". Комитет Эрвина и Кокс потребовал" от Никсона передачи им всех записей. Тот, ссылаясь на соображения "национальной безопасности", ответил отказом. Тогда судья Сирика предписал Никсону выдать пленки ему лично с тем, чтобы решить, нужно ли передавать их сенатскому комитету. Президент подал апелляцию на решение судьи. Но федеральный апелляционный суд принял сторону Сирики. Попав в почти безвыходное положение, президент согласился отдать не все, а часть магнитофонных лент, что удовлетворило комитет Эрвина, но не Кокса. Никсон дал указание министру юстиции Ричардсону уволить Кокса. Ричардсон счел за благо не брать на себя лишний груз ответственности и подал в отставку. Его примеру последовал и заместитель министра У. Ракелхауз. И лишь третий человек в иерархии министерства — Р. Борк, которого президент поспешил назначить исполняющим обязанности министра, — уволил Кокса. Последовал взрыв общественного возмущения, и Никсону ничего не оставалось, как назначить нового специального прокурора — Леона Джаворски — и передать в окружной суд пленки.
Однако быстро выяснилось, что были выданы далеко не все магнитофонные записи, и скандал разгорелся с новой силой. В начале ноября в конгрессе начали раздаваться голоса не только о теоретической возможности импичмента, но уже и о необходимости отставки президента.
Во второй половине 1973 г., как будто одного "Уотергейта" было мало, на администрацию обрушивается новый политический скандал. Еще 1 августа Ричардсон, тогда еще министр юстиции, направил письмо Агню, в котором конфиденциально уведомлял вице-президента, что в отношении того ведется расследование по обвинению в получении взяток, незаконном сговоре с корпорациями, вымогательстве и неуплате налогов. Но Агню уже не успел или не смог спрятать концы в воду. Вскоре достоянием гласности становятся и подробности дела. В свою бытность губернатором Мэриленда Агню получал деньги от крупных монополий за выделение им государственных подрядов и заказов; причем деньги продолжали поступать ему и после того, как он стал вторым человеком в политической иерархии страны. Оказавшись под следствием, 10 октября он подал в отставку с поста вице-президента. На место Агню Никсон через два дня предложил кандидатуру Джеральда Форда.
Но скандал вокруг Агню не затухал. Чтобы не оказаться за тюремной решеткой, он решил добровольно признаться в том, что утаивал от налоговых инспекторов часть своих доходов, получил срок (3 года) условно и был избавлен от дальнейшего судебного разбирательства по остальным пунктам обвинения. "В свое время Спиро Агню был изворотливым продавцом нефтепродуктов. Не все покупали его продукты, но почти каждый мог купить его самого"43, — подводили итог "дела Агню" популярные в США публицисты Р. Коэн и Дж. Уитковер.
Защищать администрацию ее сторонникам становилось чем дальше, тем труднее. Летом 1973 г. республиканский Национальный комитет как будто вспоминает древнюю истину: лучшая защита — это нападение. Его председатель Буш, стремясь перенести фокус внимания на демократов, объявляет: "Республиканский Национальный комитет и некоторые официальные лица республиканской партии и ее кампании за пост президента были объектом шпионажа в 1960 г." Удивительно! В течение 13 лет республиканцы об этом и не вспоминали, а теперь в лице председателя НК требовали: "Элементарная справедливость диктует, чтоб" сохранялся какой-то баланс, ведь серьезные нарушения общественного доверия допускались и до Уотергейта, и изучать под микроскопом лишь одну кампанию и полностью игнорировать все, что происходило в ходе других, — это серьезное искажение истины"44. Впрочем, дальше благих пожеланий в интересах истины покопаться и в других кампаниях республиканцы не пошли. Ведь "раскопки", которые проводили в те дни журналисты и политологи, показывали, что "великая старая партия" отнюдь не могла похвастаться примерами чистоты и честности и в остальных предшествовавших "Уотергейту" предвыборных мероприятиях. Обнажать всю подноготную этой борьбы в США было не выгодно ни республиканцам, ни стоявшим за ними монополистическим кругам.