Реставрация в России

Олег Давыдов на страницах «Независимой газеты» даже обнаружил своеобразный «феномен Ельцина», выразившейся в поразительной способности этого деятеля выпутываться из им же созданных неприятностей. Ельцин в своих воспоминаниях с восторгом рассказывал, как еще в детстве завел приятелей куда-то в тайгу, где все они чуть не погибли, как он потом интереса ради бил чем-то тяжелым по случайно обнаруженной ручной гранате. Граната, естественно, взорвалась, но юный Борис Николаевич вновь уцелел, хотя потерял два пальца.

Автобиография Ельцина, написанная в 1989 г., дает немало поводов для размышлений. Как и «Целина» Брежнева или воспоминания других советских деятелей, ельцинская «Исповедь на заданную тему» исключительно «эпична». В ней нет ничего, кроме равномерного и спокойного повествования о подвигах и победах, испытаниях и назначениях. Временами текст похож на отчет о проделанной работе: «у нас проходили открытые бюро и закрытые», «я встречался с активом, с различными специалистами, с рабочими, колхозниками, сельскими жителями», «разработали мы программы по главным направлениям — серьезные, глубокие, проработанные», «постоянно пытался придумывать какие-то встречи, ярмарки, мероприятия, праздники, чтобы жители ощущали свое единение с городом, чтобы у людей все время возникало чувство гордости за свой родной Свердловск, Нижний Тагил, другие города области»3). И так страница за страницей. Жаль только, мы так и не узнаем, стало ли от всех этих решений и программ людям в Свердловске и Москве жить лучше. Но это не важно, ибо значимо здесь лишь то, на что направлены в настоящий момент усилия героя. Если нужно встречаться с массами, он побивает все рекорды по количеству человеко-встреч. Если нужно создавать шахматный клуб — строится роскошное здание, организуется торжественное открытие (про то, хорошо ли там учили — ни слова, это уже вне сферы интересов героя).

Отчасти эпичность текста объясняется тем, что Ельцин, как и Брежнев до него, сам своей книги не писал, а лишь давал указания «литературным сотрудникам». Потому и текст обезличивался, а его собственные переживания и воспоминания, даже самые индивидуальные, как-то «объективизировались». И все же автобиографии Брежнева и Ельцина по-своему раскрывают нам облик этих людей.

Как и подобает в эпосе, наш герой всегда прав. Он чужд сомнений, самоиронии, рефлексии. А потому для него нет и таких понятий, как «выбор», «альтернативы», «варианты». Понятия «цели» тоже нет. Есть только множество мелких и крупных задач, кем-то поставленных или как бы «объективно данных». Он вроде как плывет по течению — от одного поста к другому, от события к событию. Все это не связано ни общими причинами, ни едиными закономерностями. Есть лишь последовательность событий. И все они равноценны — будь то школьная драка «стенка на стенку» или назначение Ельцина руководителем Свердловской области.

Герой всегда исходит из данного. Заголовок книги не случаен. В «Исповеди на заданную тему» он все еще строит социализм вместе с советскими людьми. Спустя год после выхода «Исповеди» в свет он уже будет строить капитализм. Про это он напишет новую книгу — «Записки Президента». Но всегда и во всем он остается заурядным партийным чиновником с типичными для этого слоя понятиями.

Даже про самые важные жизненные повороты рассказывает он словами из бюрократического отчета. Вот, например, как в жизнь нашего героя впервые вошел Михаил Горбачев, в то время руководитель ставропольской парторганизации: «Познакомились мы сначала по телефону, перезванивались. Нередко нужно было в чем-то помочь друг другу: с Урала — металл, лес, со Ставрополья — продукты питания. Сверх фондов он обычно ничего не давал, но по структуре “птица-мясо” помогал»4).

При всем том внимательный читатель может обнаружить, что в книге как бы два Ельцина. Один — бесшабашный и бестолковый парень, склонный к бессмысленным авантюрам, «тридцать три несчастья», человек, с которым все время случаются какие-то нелепые и жуткие истории, но очень везучий, постоянно выпутывающийся из неприятностей. Другой — функционер, начальник, партийный деятель.

Первый гораздо привлекательнее второго. О его приключениях нельзя читать без содрогания.

Для начала пьяный священник во время крещения забыл будущего президента в купели и чуть не утопил. В последний момент младенца вытащили, кое-как откачали. «Кстати, батюшка сильно не расстроился»5). Нарек новорожденного Борисом и отпустил в мир.

В школе молодой Борис Николаевич развлекался, втыкая патефонные иголки в стул учительницы. «Учительница садилась, раздавался крик». Естественно, за подобными шалостями следовали соответствующие наказания, но школу будущий президент все же закончил и даже поступил в институт. Студентом поехал по стране. И тут же часы и всю одежду проиграл в карты уголовникам, с которыми ехал на крыше поезда. Раздев студента до трусов, его попутчики предложили сыграть еще раз: на его жизнь. Он опять сыграл — и выиграл. «После этой игры они меня больше уже не трогали, а даже зауважали»6).