Реставрация вместо реформации. Двадцать лет, которые потрясли Россию

Известно, что от любви до ненависти один шаг. В тот момент, когда украинская революция зашла в тупик и на горизонте наметилась перспектива возможного раздела Украины (в теоретическом плане, так как в практическом плане Европа сделает все, чтобы этого не произошло), в российских политических кругах и у части интеллигенции эмоции на какой-то момент взяли верх над доводами разума.

Нет слов, многие территориальные приобретения Украины советского периода спорны. Какое русское сердце не встрепенется при мысли о Севастополе. Но полагать, что создание пророссийской Юго-Восточной Украинской Республики может быть решением проблемы российско-украинских отношений, значит допускать серьезную, чреватую непредсказуемыми последствиями ошибку.

Во-первых, ориентация Восточной Украины на Россию будет автоматически означать ориентацию всей остальной Украины на Запад и, как следствие, приближение НАТО вплотную к Москве. Во-вторых, Россия получит у своих границ вторую Абхазию, которая очень скоро превратится в черную дыру, где будут бесследно исчезать российские деньги, направляемые на поддержку новоявленного союзника. В-третьих, никто не выстроит сильную и прозрачную власть на пустом месте, поэтому молодая республика очень быстро превратится в криминально-авторитарный анклав, с которым та же Россия в конце концов сама испортит отношения[144].

В опубликованной недавно в России книге, претендующей на то, чтобы передать читателям опыт корпоративного управления итальянской мафии, содержится очень уместный в данном случае совет, который можно адресовать российским политтехнологам, начавшим разыгрывать карту раскола Украины: «Бойтесь своих желаний – они могут исполниться!»[145]

ВОСПОМИНАНИЯ О БУДУЩЕМ…

Выборы на Украине, так или иначе, принадлежат истории. Одни считают их поучительными для России и предсказывают повторение украинского сценария в Москве через два года. Другие полагают, что к России этот опыт неприменим. Жизнь покажет, кто прав в этом вопросе, но что не вызывает сомнений, так это поучительность российской политики по отношению к украинским выборам. Как по одной кости черепа можно распознать, как выглядел ее владелец, так и по одному этому эпизоду можно с достаточной достоверностью судить о том, как формулируется сегодня российская политика в целом.

Дело не в Украине. Российская политика скользит по поверхности общественной жизни, фонтанируя изменения форм и не трогая сути явлений. То, что называется красивым словом «политтехнология» и что стало фирменным стилем Кремля, есть не что иное, как суррогат политики в эпоху застоя, когда массами овладевает пассивное безразличие и власть может позволить себе виртуально резвиться в информационном вольере. Но ничто не вечно под луной, политический цикл в полузакрытом обществе рано или поздно заканчивается, и на смену аномальной пассивности приходит не менее аномальная активность населения. Украина – наглядный урок того, что происходит с политтехнологиями, когда на смену застою приходит революция. Сегодня в политических кругах Москвы возобладала уверенность, что Россия исчерпала свой лимит революций. Однако в основе этой уверенности лежит лишь гиперболизация опыта последних нескольких лет, и чем дольше властные круги России будут заменять политику политтехнологиями, а идеологию – управлением сознания, тем быстрее им придется убедиться в обратном.

А что же, собственно, будет с Украиной и Россией? Ровным счетом ничего; они, как писал киевлянин Шолом-Алейхем, «будут мучиться и делать жизнь», потому что скованы одной цепью, хотя и тянут ее в разные стороны. Только России придется поискать способ сохранить лицо. Но Украина ей в этом поможет, ей ведь тоже деваться некуда: мыслями можно улететь на Запад, но землю-то не перенесешь…

Глава 12. Украинская революция и русская контрреволюция

Из Назарета может ли быть что доброе?

Ин 1:46

Юность я провел на Украине, поэтому хорошо помню, что киевская погода всегда «делалась» в Москве. И московские заморозки, и московские оттепели с опозданием в несколько дней приходили в Киев. С годами мне стало казаться, что это касается не только погоды, но и более широкого круга вещей. Киев запоздалым эхом отзывался на все социальные и политические перемены, происходившие в Москве.

Сложнее дело обстояло с Москвой. Она с неохотой признавала, что может быть подвержена внешним влияниям, даже погодным, не говоря уже о политических. И если такие влияния все-таки имели место, то они, как правило, носили латентный характер. Однако в одном случае Москва все же непосредственно, хоть и асимметрично, отреагировала на события на Украине. Да так мощно, что политические последствия этой реакции оказались более долгосрочными, чем спровоцировавший их катаклизм. Но об этом чуть позже.