Для судеб России не так важно, когда произойдет социальный взрыв – через пять лет или пятьдесят. Важно то, что он будет последним, если нынешняя власть не восстановит режим законности и не создаст тем самым предпосылок для экономического роста.
Если Россия взорвется, то в условиях жесткой конкуренции в борьбе за мировые ресурсы перспектива ее новой реинтеграции представляется иллюзорной. Ослабленные осколки империи будут разобраны более успешными соседями.
Переход от «криминально-кланового государства» к «правовому авторитарному государству» представляется мне одним из немногих «практических» сценариев, позволяющих избежать столь печальных последствий. И чем быстрее начнется движение в данном направлении, тем меньше будут политические риски.
Поэтому независимый суд – это гарантия независимости России. Все, что предпринимается сегодня с целью укрепления независимости суда, работает и на укрепление независимости страны. И, наоборот, все, что ослабляет независимость суда, в конечном счете, ослабляет независимость России.
Это та единственная точка зрения, которой следовало бы руководствоваться, принимая решение о порядке выбора председателя конституционного суда.
Глава 5. Правосудие как конституционная фикция. Поможет ли мировой финансовый кризис преодолеть кризис судебной системы России?
«С правосудием шутки плохи», – со вздохом заметил Страшила.
Дискуссия о правосудии в России зашла в тупик. Иначе и не могло быть, потому что самого предмета дискуссии не существует.
Грандиозный контраст между публично озвученной озабоченностью состоянием судебной системы России и ничтожностью предпринимаемых на практике мер по изменению этой системы сам по себе нуждается в осмыслении.
Очевидно, что дело не в отсутствии понимания остроты проблемы, которого более чем достаточно. Складывается впечатление, что у власти отсутствует политическая воля, она хочет, но не может ничего изменить.
Природа кризиса судебной системы России остается неясной. Трудно с полной определенностью сказать, лежат ли в его основе сугубо политические причины, или он обусловлен «правовой недостаточностью» – хронической болезнью российского общества, от которой без посторонней помощи практически невозможно избавиться?
Симптоматика кризиса российского правосудия не выражена. Парадоксально, но убедительных доказательств того, что судебная система вообще находится в кризисе, нет. Внешне, с формальной стороны, все выглядит вполне пристойно. Очевидных сбоев в работе судов не наблюдается, число рассматриваемых дел растет, процент отменяемых решений остается стабильным. Разве что количество обращений в Европейский суд по правам человека со стороны россиян год от года бьет рекорды. Но опять-таки не совсем ясно, с чем это больше связано – с состоянием судебной системы или с национальным характером, который заставляет граждан России искать правды на стороне.
Так что, в принципе, у защитников судебной власти есть все основания утверждать, что сама тема «кризиса российского правосудия» надумана и что никакого кризиса в природе не существует, так что незачем и докапываться до его природы.
На первый взгляд это утверждение выглядит солидно, так как мне, по крайней мере, на самом деле неизвестны достоверные методики, позволяющие оценить качество работы судов в России и научно обосновать наличие кризиса. Все умозаключения о кризисе в той или иной степени страдают «эмпиризмом» и являются результатом личных наблюдений их авторов.
Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что доказывать ничего не надо, потому что с политической точки зрения совершенно не важно, эффективно российское правосудие или нет на самом деле. Важно лишь то, что все кругом убеждены в том, что оно неэффективно.
Это забавное состояние судебной системы, при котором, с одной стороны, нет внятных доказательств наличия кризиса, а с другой стороны, есть его «всеобщее признание», я называю для себя «синдромом Райта». Много лет назад на встрече с российскими депутатами Тони Райт – один из лидеров лейбористской партии, – говоря о коррупции в Великобритании (кто не без греха), отметил, что в политическом смысле не имеет значения, была коррупция в правительстве консерваторов или нет. Значение имеет лишь то, что люди думают, что она была. В политике реальность – ничто, ощущение – все.
Для нас принципиальное значение имеет лишь то, что население, элиты, да и сама власть наконец, убеждены в том, что судебная система России не работает. Может быть, это несправедливое заблуждение, но факт остается фактом – доверие к судебной системе подорвано. А это – та самая малость, которая делает все остальные достижения, реальные или мнимые, бессмысленными. Потому что сама природа правосудия такова, что оно может быть эффективным только при наличии доверия к себе.