Американская рок-культура, в отличие от британской, всегда в большей степени опиралась на живые выступления, нежели I га звукозаписывающую индустрию. Фонографический курс англичан во многом объясняет ключевую роль, которую играли музыкальные записи в субкультурах традиционного джаза и северного соула. В какой-то мере это отвечает и на вопрос, почему в британской культуре, в отличие от американской, так активно развивались ретронаправления. Но из этого пристрастия к звукозаписи зародилось нечто радикально отвергающее ностальгические чувства: стремительно развивающийся и новаторский мир британских клубов и рейв-культуры, в котором диск-жокеи (иемузыканты, которые ведут диалог с публикой посредством музыки) были намного выше статусом, чем музыканты, эту самую музыку написавшие. В самом начале, британская клубная культура жила только за счёт притока американской музыки. I 1озже, когда британская музыка стала вытеснять с внутреннего рынка пластинки с хаус- и техно-музыкой (чикагской и детройтской соответственно), танцевальная сцена была переполнена иромокопиями новых композиций. В начале девяностых английская клубная культура была просто одержима инновациями и свежими идеями, рейверы танцевали под музыку, которая li буквальном смысле была из будущего — спасибо дабплейтам: диджеи имели возможность на любой стадии создания композиции записывать её на пластинку и опробовать в своих высту-
плениях. Причём эти дабплейты могли добираться до простых потребителей только через несколько месяцев или даже через год.
РАНЬШЕ
На начальном этапе, в период с 1988 по 1993 год, рейв был похож на бурный поток, вышедший из берегов и разлившийся на множество мелких ручьев в разных направлениях. Для того времени было характерно ощущение стремительности момента, сиюминутности тех вспышек энергии, которые возникали не без влияния экстази и амфетамина. Тем не менее к середине девяностых годов двигатель рейва, смонтированный из музыки и наркотиков, разорвало на части, и эти мелкие частицы, летевшие на дикой скорости, упирались в эстетические и духовные тупики. После этого рейверы, будучи убеждёнными футуристами, стали с тоской оглядываться на прошлое.
Как и любой другой участник этого процесса, я никогда не думал, что эта культура может замедлить ход, а тем более скатиться к ретроспективе. «Рейв-ностальгия»: такая идея казалась просто абсурдной, отвратительной и идущей вразрез с самой сутью техно-музыки. Очень многие из гимнов рейв-движения в своих названиях содержали фразы вроде «жизнь ради будущего» или духоподъёмные слоганы, вроде «мы дарим вам будущее». Но неизбежно все жанры пришли в своём развитии к кризису среднего возраста и начали искать спасения от настоящего в прошлом. Абсолютно уверен, что в 1996 году уже начались разговоры об «олдскульном хардкоре»: ветераны с болью в сердце вспоминали золотые времена всего лишь четырёхлетней давности. Понятие «олдскула», «старой школы», возникло в хип-хоп-куль-туре, но вскоре проникло во все области поп-культуры как эвфемизм, описывавший происхождение и корни определённого события или явления. Этот термин использовали эпигоны, патриоты сцены, которые считали, что настоящее — это всего лишь бледная тень славного прошлого. Классическим примером такого старпёрства была рэп-группа Jurassic 5, выпустившая в 2002 году песню «What’s Golden», в которой пела дифирамбы прекрасной эпохе хип-хопа периода 1987—1991 годов и противопоставляла её современному гангста-рэггу: «Мы не купаемся в роскоши и не шмаляем из пушек, / Мы за единство, которое
было раньше, / Мы за настоящие ценности». Люди, которые непоколебимо верят в старую школу, уверены, что всё могло бы быть лучше, если бы только невежественное и непочтительное новое поколение почаще прислушивалось к советам мудрых предшественников.
ПОВЕРНУТЬ ВРЕМЯ ВСПЯТЬ
Образ мышления приверженцев старой школы (кураторство, педагогичность и педантичность) — это история того, как сильно вы можете отдалиться от беспечного духа рейв-культуры, которая олицетворяла собой отказ от груза истории. Будучи причастным к рейв-культуре с начала девяностых, я в полной мере ощущаю на себе груз ответственности за появление «олдскульного хардкора» в первую очередь как рынка старой музыки, представляющего интерес для коллекционеров, а позже и ностальгические рейвы с тошнотворной амбивалентностью. I То сути, это явление было мне противно. Но импульс к «движению назад» коснулся и меня. Я начал собирать старые пластинки ещё в 1994 году. Это переросло в нечто много большее, чем просто желание владеть пластинками, которые я не успел купить раньше. Это была подсознательная попытка, ухватившись за физический носитель музыки, притормозить неумолимое течение времени, задержать угасание тех волшебных воспоминаний.