Ретромания. Поп-культура в плену собственного прошлого

< другом. В течение многих лет люди, которые на самом деле ныли по разную сторону баррикад, работали бок о бок в легендарном букинистическом магазине Strand, находившемся на пересечении Бродвея и 12-й улицы.

Именно здесь Линна выработала своё особое пристрастие к вульварным романам, которые, с одной стороны, конкурировал и, а с другой — дополняли её страсть к рок-н-роллу пяти-г с'лгых. Рассвет этого литературного феномена пришёлся как раз на период с 1949 по 1959 год. Пользуясь привилегией со-■ рудника и скидкой в 50 процентов, она покупала по две кни-1 л за 25 центов, и это в те времена (конец семидесятых), когда

рынка коллекционеров этого литературного мусора фактически не существовало. Некоторые из этих копеечных приобретений теперь стоят сотни долларов, а коллекция Линны насчитывает до 15 000 экземпляров. Ей нравятся абсолютно все формы бульварного чтива (даже «лаванда» — особый поджанр гей-романов, книги вроде «Let Me Die a Woman» и «From Studsville to Dudsville»), но любимыми всегда были и остаются книжки про несовершеннолетних хулиганов и низкопробный китч. Романы про подростков, по её словам, исключительно правдоподобно описывали уличную жизнь: конечным пунктом для любого хулигана была тюрьма или могила. «Так всё и обстояло на самом деле. Они писали о том, что происходило у них на глазах, и пытались сделать так, чтобы дети заговорили, но без сантиментов и не с позиции осознавшего ошибки человека».

РАНЬШЕ

Эти интересы переплелись с тягой к поиску невоспетых героев рокабилли (или певцов, которые не пели) и форм самовыражения трудных подростков, что стало своего рода формой выражения преданности корням Линны, представительницы рабочего класса из Огайо. Дочь шахтёра, она росла в мире, поделённом между богатыми и бедными детьми, в точности как у пижонов и грязнуль в романе Хинтон «Изгои». Социальная принадлежность не могла не повлиять на её вкусовые предпочтения, которые, по сути своей, олицетворяют протест повиновению просвещённой буржуазии, смотрящей свысока на ширпотреб популярной культуры: «Возможно, это всё и с обратной стороны пластинки, но, уверяю вас, с лучшей её стороны!»

Я понимаю привлекательность такой популистской позиции. Но чего я не понимаю, так это зацикленности на пятидесятых. В конце концов, если ты хочешь выступить против банальности и благовоспитанности — ты можешь культивировать хлам и низкопробный продукт масскульта современности и достичь в итоге того же эффекта. Любопытство заставило меня спросить Линну, нравится ли ей гангста-рэп. В конце концов, это полный эквивалент её любимых романов про молодых бандитов и бессмысленные понты: плохие парни, которые без особых шансон на победу пытаются бороться с социальным неравенством; девушки, которые ждут своего билета в жизнь, простаивая на па-

пели или извиваясь на шесте в стрип-баре. Всё тот же «грязный Юг», который когда-то стал местом рождения рокабилли, сегодня генерирует чудовищное количество второсортного рэпа, пыходящего на немногочисленных независимых лейблах, музыку, которая рассматривается критиками и сочувствующими как деструктивная и с художественной точки зрения бесплодная — неё, о чём любой поклонник масскулътурного ширпотреба мог юлько мечтать! На мой вопрос она сначала смотрела на меня непонимающе, а потом и с презрением. «Это далеко не одно 11 гоже. С рэперами ведь как — хочешь быть богатым, будь коз-/юм. Ты не мог добиться успеха в пятидесятые, будучи уличным хулиганом. Хорошим хулиганом был мёртвый хулиган».

ROCK ON (AND ON) (AND ON)

Для Линны классовое неравенство — основа веры в целую нюху. Отчасти это потому, что она видит в пятидесятых и начале шестидесятых золотой век, который закончился, когда • рок-н-ролл вырвался на большие концертные площадки и стал (релым и артистичным». Но, с другой стороны, её идеология напрямую связана с её собственной историей. Она родилась

СВЯЗЬ ПАНК-РОКА И РОКАБИЛЛИ

I1 1977 году панки и тедди-бои дрались между собой на улицах Лондона. Консервативные набриолиненные хулиганы считали панков претенциозными уродами. Некоторые говорили, что теды ревновали Малькольма Макларена, который бросил их ради более молодого, более модного течения, когда ушёл от пятидесятнической атмосферы магазинов «Let It Rock и Too Fast to Live» к эпатажной к тетике «Sex» и «Seditionaries». Тем не менее рокабилли и пятидесятые всё ещё оставались важной частью культурного кода по обе стороны Атлантического океана, неоднократно поднимаясь на поверхность во второй половине семидесятых.