Мира заправила его кудри за уши, залюбовавшись, как Теодор подставлялся её ласке, точно мурлыкающий кот.
– Я ещё не решила, стоит ли тебя прощать. Как ты верно заметил, позже я задумаюсь, что слишком быстро поддалась соблазну. Ты оказался прав.
Взгляд Теодора красноречиво горел. «Ты издеваешься надо мной?». Но Мира в самом деле издевалась. Это заводило.
Сев на край кровати, она стала надевать бельё, затем носки.
– Мира, – обманчиво спокойно протянул Теодор, – перестань одеваться.
– Не поеду же я домой голой.
– Никакого дома!
– Но я могу уйти, когда пожелаю. И не дожидаться, пока ты меня вышвырнешь.
Теодор повалил хихикающую Миру на матрас.
– Хватит уже говорить «вышвырнешь», – отчеканил он каждое слово.
Мира сжала между ног чужое бедро, потёрлась о него.
– Если останешься… – пальцы Теодора скользнули вниз, погладили через бельё. Затем отодвинули полоску ткани в сторону.
– То что?
Эротичность момента рассыпалась, потому что желудок Миры снова не вовремя дал о себе знать. Теодор встал, натянул брюки.
– Предупреждаю, если критику в адрес моей спальни я ещё терпел, то осуждать мою еду настоятельно не рекомендую. Побудь тут, я скоро.
Одевшись, Мира снова осмотрела комнату. Такую же странную, таинственную, как и её хозяин. Взгляд упал на оставленную Теодором книгу. Ею явно не дорожили. Брали почитать в ванну, отчего страницы стали волнистыми. К одному листку и вовсе была прикреплена закладка-скрепка – паразит для книг. Мира открыла обозначенную страницу. Грифелем на ней были выделены строки:
«Есть отличный итальянский анекдот про бедняка, который каждый день ходил в церковь и молился статуе великого святого, умоляя его: "Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, сделай так, чтобы я выиграл в лотерею". Это продолжалось много месяцев, пока статуе наконец не надоело. Тогда она ожила, взглянула на просящего сверху вниз и с отвращением выпалила: "Сынок, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… купи билет"».
Глава 17
Здание издательства походило на старый музей. Внешний вид его навевал мысли, что это бывшая парадная резиденция королевской семьи. Фасад с двумя ярусами мраморных колонн, высокие тяжёлые двери… Но внутри всё оказалось не таким впечатляющим. Когда-то сияющий песочно-золотой фон помещения побледнел. Потолочные панели потрескались. С плинтусов и лепнин стёрся лоск. Сохранившая здесь архаичность уживалась с современной мебелью и техникой. Тут не хватало ремонта. Но в этой игре в богему и заключалась вся романтика дизайна.
Теодор заметил изучающий взгляд Миры.
– Знаю, снаружи лучше, чем внутри.
– О нет! Здесь классно.
Отделы и служебные комнаты вытянулись в ряд длинного коридора. Где-то в глубинах тренькали телефоны.
Открыв дверь одного из кабинетов, Теодор пропустил Миру вперёд. Помещение, куда они попали, было заполнено книжными стеллажами. Обстановку дополняли рабочий стол, диван, несколько кресел и стульев. В воздух въелся запах кофе и сигарет.
– Теодор! – человек встал из-за заваленного бумагами стола. – Явился! Я начал забывать, как ты выглядишь.
– Ты вынул мою фотокарточку со своего бумажника?
– Жена начала задавать слишком много вопросов.
Они пожали друг другу руки. Теодор пригласил Миру сесть на диван. Сам же вальяжно устроился на стуле.
– Это Мира, мой редактор, – с уверенной важностью представил он. – Кстати, заплати ей.
Лицо его собеседника рассеянно вытянулось. Затем он расхохотался.
Ирония Вермеера долго доходит не только до меня.
– Здравствуйте, Мира. Я Джон, главный редактор издательства.
– Приятно познакомиться, – Мира пожала протянутую руку. – И я не редактор, Теодор преувеличивает. Я просто даю ему свои комментарии.
– Он действительно стал писать больше. Ещё учитесь? Работаете?
– И то и другое. Учусь на факультете журналистики. Подрабатываю в «Артазарт».
– В самом деле? Искусство – ваша стезя? Или пробуете перо?
– О нет, я не из тех, кто мечтает дорасти, чтобы писать о политике. В направлении искусства пойду дальше.
– Как интересно вы говорите! – восхитился Джон.
– А я не шутил. Заплати этой девушке.
– Ты же знаешь, если сотрудник не в штате… – Джон сделал многозначительную паузу. – И кстати, комиссионные не вмещают в себя…
– В издательстве на семьдесят третьей улице мне предлагают больше. Просто напоминаю.
– Ты пользуешься моей безграничной любовью, засранец! Что за «вынь да положь» с порога? Кстати. Зачем тебе комментарии? При живом-то редакторе!
– Писательство – это алхимия. Творческий поток направляет меня, я на ходу определяю маршрут. Но временами меня заносит в пучину безрассудства, а Мира помогает не потерять изначальный путь. Как карта. Как маяк.
– Почти убедил.
Мира едва улавливала настроение их беседы.
Подтрунивают друг над другом? Панибратничают?
– Раз уж мне представилась возможность пообщаться с тем, кого оценил такой привереда, как Вермеер… Мира, скажите что-нибудь об этом заголовке.
Джон протянул ей напечатанный на листке текст.
– Хитрец. Сначала заплати, – вмешался Теодор. – Она бесплатно советы не раздаёт.
– Я не с тобой разговариваю! Это ты у нас за каждую строчку требуешь деньги.