Рецепт наслаждения

– Я не смогла бы есть собаку. Меня бы стошнило.

– J'aime les sensations fortes. [164]

Дальше мы взяли рыбное карри из хека по-бенгальски, где оказалось чуть многовато куркумы (для него), и приготовленную на углях перепелку; вернее – перепелок, изящно выполненных, с чуть почерневшей корочкой из специй, в сопровождении в общем-то обязательного, но крайне не-индийского, рваного вручную латук-салата.

Перепелки напомнили мне о Пьере.

– У меня тут есть домишко в Провансе – ничего впечатляющего, так, лачуга, не более. Случается проводить там время. Соседи (это, естественно, произошло задолго до нашествия англичан, начавшегося лет десять тому назад или около того) – очаровательные братья, такие деревенские, такие простые, такие echt [165]провансальские – к счастью, у меня имеются некоторые познания в местном диалекте, приобретенные во время чтения Кавальканти. То один, то другой время от времени приносят мне пойманную или подстреленную ими дичь. Помню, как-то Пьер принес связку певчих птиц – немногим меньше вот этих перепелок. Никогда не забуду, как он потрошил их, вычерпывая внутренности одним движением руки, а затем расправлял тушки другой и расплющивал их, прижимая к столу ладонями, вот так – хрусть. Только с ветки – и сразу на вертел. Я опустил их в маринад на пару часиков. Просто зажарить на решетке над углями – magnifique. [166]Хотя я всегда поражался, что им вообще удается хоть кого-то подстрелить.

– Еда очень много значила для вашего брата? Он этим интересовался?

Она всегда вызывает у меня ощущение света, ассоциируясь с непредсказуемостью солнечных бликов, появляющихся сквозь танцующие на ветру ветви, или падающих в комнату через окно, как Зевс, притворившийся солнечным лучом, чтобы соблазнить Данаю.

– Я не могу с уверенностью сказать, насколько нас вообще должна интересовать идея интересности. Это настолько мирская категория умственной активности – она подразумевает такое опустошение содержания. Невозможно представить себе Данте или Паскаля «интересующимися» чем-либо. «Интерес» Паскаля к рулетке был, по сути, устрашающим противостоянием вездесущей имманентности его создателя, беседой лицом к лицу с Господом. Вы не стали бы спрашивать его, «интересно» ли это, как не стали бы спрашивать матадора, «интересуется» ли он быками; человека, сидящего в смотровой корзине на мачте парусника в бурю, «интересуется» ли он рифами; балетного танцора на пике его прыжка, «интересуется» ли он земным притяжением; шлюху, подсчитывающую свои заработки и убытки, «интересуется» ли она мужчинами. Лишь по причине нашей банальности мы так интересуемся разными вещами, из-за нее мы считаем, что сама идея интересности имеет хоть какую-то силу. Ни одно из самых важных событий нашей жизни не является «интересным» – рождение, совокупление, смерть. Человек, стоящей над бездной, перешел за грань интереса в вакуум. Abyssum abyssum vocal. [167]У моего брата не было интересов в этом обесцененном, но, конечно, функциональном смысле слова, хотя он питал великую любовь к патентованным соусам и кетчупам. Он прихватил с собой большую коробку соусов «Энч-Пи», когда отправился жить в Бретань. Вероятно, будет честнее описать это как страсть, нежели как интерес. Это, безусловно, огорчало нашу мать, хотя та и притворялась, что ее веселит то, как Бартоломью заливает свои oeufs sur la plat [168](это блюдо так бесконечно превосходит нашу яичницу, что, я надеюсь, смогу продемонстрировать вам однажды утром) едкой бурой субстанцией. Брату нравились маринованные овощи, которые делал наш повар-норвежец, и я однажды лично был свидетелем того, как Бартоломью съел целую банку его фирменных луковок для коктейля, которые были так хороши, что у нас в семье даже бытовала шутка, что Миттхаугу стоило бы открыть свое собственное дело по их производству.

– Я предполагаю, что ваш брат обычно был слишком занят, чтобы готовить.

– Тинк-тинк-тинк-тинк-тинк-тинк-тонк-тонк-тук. Он никогда надолго не выпускал свой резец из рук. Хотя, бывало, и отвлекался на тушеное мясо, daubes [169]и другие вещи в том же духе, все что быстро и сытно, по-мужски. Одна из наших служанок, ирландка, научила его готовить сносное ирландское рагу. Бартоломью начал готовить его примерно в то время, когда стал все более рьяно отдавать предпочтение скульптуре над живописью. Один из наших домовладельцев даже пытался подать на него в суд за причинение ущерба дому из-за всех этих валунов, которые брат втащил к себе на чердак. Выстраивалась целая процессия груженных глыбами, обливающихся потом рабочих, втаскивающих невозможные тяжести вверх по крутой лестнице, как в любительском спектакле, изображающем постройку пирамид, и вся сцена была окутана запахом кипящей на медленном огне баранины. Я заметил здесь в меню несколько пикантных версий ирландского рагу, приспособленного ко вкусам Христианских Братьев в Мадрасе.

– А вы не помните фамилию домовладельца, который пытался подать на него в суд?

– В самом деле, англо-индийская кухня, в целом, обойденный вниманием, но завораживающе интересный предмет.