Реваншист

– Кто здесь? – послышалось за моей спиной. На шум прибежала Лиля.

– Гражданин ошибся адресом, – объяснил я.

– Так уж и гражданин! – обиделся блатной. – Я свой срок отсидел, так что нечего обзываться. Теперь вижу, что квартиранты.

– И другим сообщи, – посоветовал я. – А то я – человек нервный. Не люблю, когда беспокоят.

«Беспокоили» еще пару раз. В последний – какой-то дальнобойщик. Я работал во второй смене, и он здорово напугал Лилю, ломясь в полночь в дверь. Я застал это, вернувшись с работы. Дальнобойщика я отметелил прямо на площадке. Бил от души. Он охал, но не сопротивлялся – понял, что будет хуже.

– Может, снимем другую квартиру? – предложила Лиля. – Заберем у хозяйки деньги?

– Их уже пропили, – сообщил я. – Так что не получится. Не волнуйся, зайчик! Думаю, ухажеры кончились.

Так и оказалось. Мы познакомились с соседкой по площадке, еще не старой вдовой-пенсионеркой. Евдокия Ивановна, как ее звали, и поведала историю непутевой Тамары. У нее было все: муж, дочь, трехкомнатная квартира. Но Тамара работала в ресторане официанткой. Чаевые, халявная выпивка… Покатилось. Муж с ней развелся, квартиру разменяли. Тамаре досталась однушка в хрущевке. Год здесь процветал притон, участковый приходил чуть ли не каждый вечер. Собирался оформить Тамару в ЛТП[19]. Но та ускользнула, найдя сожителя. Перебралась к нему, а свое жилье решила сдавать.

– Хорошо, что теперь здесь вы, – сказала Евдокия Ивановна. – Хоть поживу спокойно.

Мы с ней согласились, за что и выпили. Человеком соседка оказалась душевным. В ее квартире имелся телефон – редкость по нынешним временам. Я взял это на заметку и попросил разрешения время от времени пользоваться – за плату, конечно. Разрешение мне дали. Я написал письмо Дине Аркадьевне, в котором сообщил новый адрес и телефон соседки. Как вскоре выяснилось, не зря.

Двадцать четвертого февраля открылся XXV съезд КПСС. Я встретил это событие равнодушно – экая невидаль. Ритуальное мероприятие. Похожим было отношение к съезду и у других рабочих. Город украшали плакаты и растяжки, призывавшие тружеников достойно встретить великое событие. Об этом же говорили партийные чиновники на повсеместно проводимых митингах. Слушали их равнодушно. Партия оторвалась от народа, ее внутренние дела население не интересовали. К тому же надоело вранье, льющееся с экрана телевизоров и воспроизводимое в газетах.

Вечером первого дня съезда к нам в дверь позвонила Евдокия Ивановна.

– Тебя к телефону, – сообщила с порога. – Москва.

В прихожей соседки я взял лежавшую на тумбочке трубку.

– Алло!

– Сережа?

– Я, Дина Аркадьевна.

– Съезд смотришь?

– Некогда мне. Только с работы вернулся.

– А зря, – сказала она торжественно. – Брежнев упомянул в докладе твою повесть.

– Что?!!

– Не прямо, конечно, – засмеялась она. – Так не делается. Обычно генеральный секретарь о литературе говорит иносказательно, а потом все гадают, кого он имел в виду. Но в твоем случае все понятно. «Острый и принципиальный разговор о любви к Родине ведут балерина и рабочий», – процитировала она. – Никто в стране, кроме тебя, о таком не писал. Нам в редакцию уже звонили, поздравляли. А я решила поздравить тебя.

– Спасибо, Дина Аркадьевна! – сказал я. – Это ваша заслуга.

– И моя тоже, – согласилась она. – Но написал ты. Главный просил передать: рассказы поставим в ближайший номер. И не два, как планировали, а сразу четыре. Насчет книги можешь не беспокоиться. Думаю, уже летом выйдет.

– Нет слов.

– Ты, главное, не зазнавайся, Сережа!

– Не буду! – пообещал я. – С меня причитается.

– Да хватит уже! – засмеялась она. – Я твои гостинцы целую неделю ела. Это при том, что половину Боре отнесла – он любит деревенское. Будешь в Москве, заезжай! Не забывай старуху!

– Не забуду! – пообещал я и положил трубку.

Дома я сообщил Лиле о состоявшемся разговоре. Глаза у нее стали огромными. Пришлось доставать коньяк и отпаивать любимую.

– Как же это, Сережа? – бормотала она. – Сам генеральный секретарь!

– Он прочел, что ему написали помощники, – пояснил я. – Думаешь, у Брежнева есть время смотреть «Юность»? Помощники посчитали, что помянуть повесть молодого писателя будет идеологически правильно. Только и всего.

– И что теперь будет?

– Хорошо будет, – заверил я. – Если ковать железо, пока горячо.

«Железом» я занялся назавтра. По дороге на работу купил в киоске «Правду». Пришлось заплатить четыре копейки – номер с речью генерального секретаря вышел толстым. В разделе о литературе я обнаружил нужную фразу. Дина Аркадьевна процитировала ее точно. Я подчеркнул нужное и ближе к обеду отнес газету в комитет комсомола.

– Правда, про тебя? – засомневался секретарь.

– Никто больше в СССР про балерину и рабочего не писал, – сообщил я. – К тому же мне из Москвы звонили, поздравляли.