Ревекка и Ровена

— Прислать сюда моего тамбурмажора — пусть высечет эту бабу! — рычал разъяренный король. — Клянусь мощами святого Варравы, вино пригорело! Клянусь святым Виттикиндом, я сдеру с нее шкуру! Га! Клянусь святым Георгом и святым Ричардом! А это еще кто там? — И он уже схватил свою полукулеврину, весившую около тридцати центнеров, готовясь запустить ею в пришельца, но последний, грациозно преклонив колено, спокойно произнес:

— Это я, мой повелитель, — Уилфрид Айвенго.

— Как? Уилфрид из Темплстоу? Тот, что женился и угодил жене под башмак? — воскликнул король, сразу развеселясь, и точно тростинку отбросил прочь полукулеврину (пролетев триста ярдов, она упала на ногу Гуго де Бэньяну, курившему сигару возле своей палатки, отчего сей славный воин хромал потом несколько дней).

— Так это ты, кум Уилфрид? Явился навестить Льва в его логове? Тут полно костей, мой милый, Лев гневается, — добавил король, страшно сверкнув очами, — но об этом после. Гей! Принесите два галлона ипокраса для короля и славного рыцаря Уилфрида Айвенго! Ты вовремя явился, Уилфрид, — завтра у нас отменный штурм, клянусь святым Ричардом и святым Георгом! Только перья полетят, ха, ха!

— Тем лучше, Ваше Величество, — сказал Айвенго, почтительно осушая кубок за здравие короля. Так он сразу попал в милость, к немалой зависти многих придворных.

Как обещал Его Величество, под стенами Шалю было вволю и битв, и пиров. Осаждавшие ежедневно ходили на штурм замка, но граф Шалю и доблестный гарнизон так стойко его защищали, что осаждавшие возвращались в лагерь в полном унынии, потеряв в безуспешных атаках множество убитыми и получив бесчисленные увечья.

Во всех этих сражениях Айвенго проявлял беспримерную храбрость и только чудом избегал гибели от баллист катапульт, стенобитных орудий. 94-миллиметровых пушек, кипящего масла и других артиллерийских снарядов, которыми осажденные встречали противника. Поело каждого боя Гурт и Вамба вытаскивали из кольчуги своего господина больше стрел, чем бывает изюмин в пудинге. Счастье еще, что под верхней кольчугой рыцарь носил доспехи из лучшей толедской стали, совершенно не пробиваемой стрелами, — дар некоего еврея, Исаака из Йорка, которому он в свое время оказал немаловажные услуги.

Если бы король Ричард не был так разъярен многократными неудачами под стенами замка, что утратил всякое чувство справедливости, он первый признал бы отвагу сэра Уилфрида Айвенго и, по крайней мере, раз десять за время осады возвел бы его в пэры с вручением Большого Креста ордена Бани; ибо Айвенго несчетное число раз возглавлял штурмующие отряды и собственноручно убил почти столько же врагов, — всего на шесть меньше, — как сам Львиное Сердце (а именно 2351). Но Его Величество был скорее раздосадован, чем доволен подвигами своего верного слуги, а все придворные — ненавидевшие Айвенго за несравненную доблесть и воинское мастерство (ему ничего не стоило прикончить сотню-другую защитников Шалю, тогда как лучшие из воинов короля едва справлялись за день с двумя дюжинами) — все придворные старались очернить сэра Уилфрида в глазах короля и добились того, что король весьма косо смотрел на его ратные подвиги. Роджер де Вспинунож с усмешкой рассказал королю, будто сэр Уилфрид бился об заклад, что при следующем штурме уложит больше врагов, чем сам Ричард; Питер де Подлизон донес, будто Айвенго всюду говорит, что Его Величество уже не тот, что прежде, что он обессилен излишествами и не может ни скакать, ни разить мечом и боевым топором, как некогда в Палестине; а во время двадцать пятого по счету штурма, едва не решившего дело, когда Айвенго убил семерых — а его величество всего шестерых — из сыновей графа Шалю, Айвенго чуть не погубил себя, водрузив на стене свое знамя впереди королевского, и только тем избег немилости, что несколько раз подряд спас королю жизнь.