Если экономическая система требует социального характера, целью которого является потребление, такой характер едва ли сохранит верность викторианской морали. Нельзя породить людей с болезненным пристрастием к потреблению и в то же время учить их бережливости и подавлению жадной тяги к любому (реальному или потенциальному) сексуальному удовольствию. Сексуальное потребление обладает качествами и свойствами всякого другого вида потребления; оно мелко, безлично и лишено подлинной страсти, в нем нет приключенческого духа, оно пассивно. Разница заключается в преимуществе потребительского секса: он достается дешево и не мешает работать. Кроме того, сексуальное потребление доставляет удовольствие и помогает людям забыть о тревогах и неприятностях повседневной жизни. (Это было бы существенным недостатком в обществе, где важно, чтобы покупали максимум того, что они могут себе позволить, так как в этом случае они покупали бы меньше материальных предметов, потому что были бы заняты сексуальным потреблением. Но это не так – во-первых, потому что сексуальное потребление стимулирует потребность в остальных видах потребления и таким образом помогает порождать необходимый уровень алчности. В-вторых, несмотря на то что половой акт сам по себе не требует финансовых расходов (если не считать покупки противозачаточных средств), он косвенно приводит к большему потреблению в таких сферах, как путешествия, косметология, мода и другие виды товаров и услуг, которые призваны повысить сексуальную привлекательность.) Культура потребления по необходимости пропагандирует половую свободу, пусть даже пользуясь двусмысленными намеками и за счет разрыва между официальной идеологией и негласно санкционированной практикой.
Часто говорилось о том, что сексуальную революцию спровоцировали сочинения Фрейда; но эти утверждения меняют местами причину и следствие. Во-первых, Фрейд был буквально пропитан викторианским пафосом, он никогда не испытывал ни малейшей симпатии к половым практикам за рамками морали современного ему общества. Его защита половой свободы ограничилась защитой мастурбации – это было самое смелое его заявление на данной почве. Во-вторых, и это еще важнее, если бы не потребности нарождавшейся культуры потребления, Фрейд никогда не приобрел бы такую популярность. Популяризация теорий Фрейда стала удобной полунаучной рационализацией изменений общественной морали, которые в любом случае произошли бы после двадцатых годов.
Секс как предмет потребления является производным второй промышленной революции; ее воздействие является реакционным и ни в коем случае {085} не революционным – ни в политическом, ни в личностном смысле. (Оппозиция новой половой морали возникла – и продолжает иметь место – среди пожилых представителей низшего и среднего классов, которые недостаточно богаты для участия в новой потребительской культуре и поэтому недовольны ею.) Однако только тот факт, что противники сексуальной революции являются политическими реакционерами, не означает, что поборники и участники нового сексуального потребительства являются людьми революционными или прогрессивными. Однако потребительский сектор сексуального освобождения не представляет всю картину этого явления. Помимо большинства, представляющего потребительские личности, существует меньшинство, представляющее нечто противоположное. Это меньшинство, состоящее из хиппи и части радикально настроенной молодежи, вдохновляется радикальной критикой потребительской культуры в свете своих идей и своего образа жизни. Они протестуют против овеществления человека, против его превращения в «потребляющий предмет»; они протестуют против отчуждения, отсутствия радости, идолопоклоннического подчинения вещам, поведения, лозунгов и синтетических личностей; они до аллергии чувствительны к стыду и лицемерию, пропитывающему нашу культуру. Более того, они изголодались по жизни, они хотят быть, а не иметь и потреблять. В том, что касается политики, они хотят культуры, в которой жизнь побеждает смерть, а люди побеждают вещи.