Ревизия психоанализа

Этот духовный опыт, который лежит в основе многих теистических и нетеистических форм единения и искупления, тесно связан с проблемой душевного здоровья. Человеческое бытие полно абсурда; было бы невозможно полностью осознавать дихотомию человеческого бытия и сохранить душевное здоровье. «Душевное здоровье» – это «нормальность», оплаченная анестезией и притуплением полного бодрствования фальшивым сознанием, рутинной деловитостью, долгом, страданием и так далее. Большинство людей живут за счет успешной компенсации своего потенциального безумия, и, таким образом, они являются душевно здоровыми для всех своих практических целей – то есть для целей физического и социального выживания. Однако, когда какая-либо часть этой их компенсации оказывается под угрозой, потенциальное безумие может стать явным. По этой причине любое нападение на компенсаторные идеалы, фигуры или учреждения представляют очень серьезную угрозу, на которую люди отвечают мощной агрессией.

Есть только один путь преодоления этого потенциального безумия: достижение полного осознания собственной самости. Это требует, чтобы мы отчетливо чувствовали архаичные иррациональные силы внутри себя, а также те из них, которые гнездятся в нашей душе, но еще не вышли на свет; это требует, чтобы мы ощущали убийцу, безумца и святого внутри себя самих и внутри других людей. При таких условиях, когда нет нужды {078} в подавлении, существует возможность возникновения самости как объединяющего субъекта подлинного бытия, в противоположность «Я» как объекту, которым индивид «обладает». (Термин «Я» употребляется здесь в популярном, а не в техническом смысле психоанализа.) Таким образом, в бытии не остается ничего, за что можно было бы цепляться, а следовательно, не остается ничего, чего надо было бы бояться. Я могу сказать вместе с Гете: «Я построил свой дом ни на чем – следовательно, весь мир принадлежит мне». Жизнь не может ускользнуть от того, кто считает: «Жизнь, которую я пытаюсь ухватить, – это я, который пытается ее ухватить» (Laing, 1967a, p. 156).

Наши категории «реальности» – это отнюдь не множественные иллюзии; они необходимы, если мы хотим выжить и жить. В самом деле – они составляют основание всякого опыта, включая опыт умирания. «Здоровый» человек смотрит в лицо этим трудностям: он словно заглядывает в свои собственные глубины, а это опыт экстраординарного восприятия, превосходящего восприятие заурядное; он пугается и старается закрыться от того, что переживает, чтобы забыть и вспоминать об этом как об интеллектуальном, а не чувственном опыте.

Существует много методов достижения этой цели просветления. Постижение нового переживания глубины (без угрозы потеряться в лабиринте личностной «преисподней» и потери способности видеть мир и других такими, какими они должны выглядеть) необходимо, если человек хочет жить. Я говорю здесь о социально-биологической потребности человека работать над собой для того, чтобы жить – то есть о потребности приложить усилия для того, чтобы поместить «внешний» мир в такую систему отсчета, в которой мир становится «управляемым» и «познаваемым». Эта проблема имеет отношение не к культурной детерминированности нашего восприятия, каковая варьирует в разных культурах, но к универсальной для всех культур системе отсчета, где огонь – это всегда огонь, независимо от того, обжигает он или согревает; в отличие от любви или страсти, находящихся во «внутреннем», культурно-детерминированном мире.

Есть и еще один аспект опасности нисхождения в лабиринт. Этот опыт, в каком бы виде он ни осуществлялся – {079} через медитацию, самовнушение или прием психотропных веществ, – может ввести в состояние нарциссизма, при котором никто и ничто не существует вне пределов расширенной самости. Это состояние сознания лишено «Я» в той мере, в какой субъект утрачивает его как вещь, за которую надо держаться; но тем не менее это может быть состоянием сильно выраженного нарциссизма, в котором нет соотнесенности ни с кем, поскольку за пределами расширенной самости просто никого нет. Этот тип мистического переживания был неверно понят Фрейдом и многими другими как представление мистического опыта как такового («океаническое ощущение») и был интерпретирован Фрейдом как регресс к первичному нарциссизму.

Но есть и другой тип мистического опыта, не являющийся нарциссическим, который обнаруживается в буддийском, христианском, иудейском и мусульманском мистицизме. Разницу вскрыть нелегко, потому что формирование обоих типов сходно. На самом деле разницу можно выявить, только исходя из того, что известно о личности мистика и, в определенной степени, о его общей философии. Тем не менее это реально и очень важно, ибо нарциссическое отсутствие «Я», так же как нарциссизм вообще, является ущербным состоянием бытия.