Ревизор 2.0

Как бы там ни было, местные прихожане сразу возлюбили нового иерея за его добрый нрав и яростную любовь к Богу. Глаза священника горели тем неистовым огнём, который видится лишь в очах настоящих праведников, готовых положить жизнь свою за православную веру. И этим пламенем он щедро делился с прихожанами, разжигая в их душах искру слегка приугасшей за последние годы служения отцом Никодимом веры. Старушки души не чаяли в отце Иоанне, и каждый визит их в церковь заканчивался подношением корзинки со снедью, а то и гривенничек находился под тряпицей с завернутыми в неё пирожками и варёными яйцами. Впрочем, молодой батюшка после службы нередко раздавал всё это детям и калекам, облюбовавшим место на паперти и за оградой храма.

Прослышала о новом батюшке и графиня Татьяна Валерьевна Бекетова, чьё имение находилось в соседнем селе, на окраине которого стояла небольшая церквушка, где службы проводил местный протодиакон. Рядом стояла часовня, в подвале которой была фамильная усыпальница графов, где покоился и прах мужа её, Аполлона Мефодьевича Бекетова, а также его первой супруги и мамаши; оная, поговаривали, при жизни была властной женщиной, рано ставшей вдовой ввиду гибели мужа в Чесменском сражении с турецкой эскадрой Гассан-паши.

Мужа своего Татьяна Валерьевна при жизни называла Аполлошей, хотя он и был старше супруги на тридцать с лишним лет. Да, брак по расчёту, это всем очевидно, однако благодаря неравному союзу представительница старинного, но разорившегося и погрязшего в долгах рода получила в придачу к мужу неплохое имение, которым графиня стала всецело распоряжаться после кончины Аполлоши, случившейся спустя двенадцать лет бездетного брака.

Татьяна Валерьевна не была святой, возможно, даже Бекетов догадывался, что она наслаждается на стороне. Сам он только первые три года был в состоянии возлежать с женой в постели как муж, а потому, не исключено, в глубине души, обладая добрым нравом, снисходил к поведению молодой супруги. После его кончины в прошлом году в имение к очень даже симпатичной тридцатиоднолетней вдове пару раз наведывались потенциальные женихи из далеко не подлого сословия, и не такие уж и старики, закидывали удочки насчёт возможной женитьбы и, соответственно, объединения капиталов. Однако чем-то Татьяну Валерьевну они не устраивали и каждый раз получали от ворот поворот.

Возможно, для удовлетворения ей хватало конюха-черкеса Баныча. Тот, ещё юношей воюя против солдат Ермолова, раненым попал в плен и вывезен в Россию. Был он не знатного рода, потому выкуп за него просить было бессмысленно. К тому же и норовом горяч, в крепостные с таким характером – в первый же день батогами до смерти изобьют. А вольную давать – убежит на Кавказ и снова начнёт воевать против русских.

Выход нашёлся, когда бедняга отсидел в остроге восемь месяцев. Отощавшего горца по доброте душевной взял к себе управляться с лошадьми Аполлон Мефодьевич. Положение Баныча было двояким, вроде и не крепостной, но попробуй сбеги – могут поймать и в живых не оставить. Хотя барин ему попался такой, что и не стал бы, пожалуй, лупить, а только вздохнул бы и горестно махнул рукой.

Черкес же, словно почуявшая добрую руку собака, не стал её кусать, а честно, хотя и с гордым видом, принялся исполнять свою службу. Когда же овдовевший барин женился на молодой Татьяне, и та – года не прошло – стала уединяться с Банычем на конюшне, черкес начал ощущать от такой службы даже некую разновидность удовольствия. Воспитанный в духе ислама, он в родных горах даже безбашенным юношей чтил нормы шариата, и там не подумал бы вступать в интимную связь вне союза, так как законы ислама разрешают уединяться с женщиной лишь в рамках брака – никаха. Однако здесь, в далёкой и холодной России, Баныч решил, что из всего свода правил настоящего мусульманина достаточно будет пяти намазов в день, да и то, случалось, приходилось их переносить по времени, если у владельцев усадьбы возникали неотложные дела и требовалось куда-то срочно ехать. Потому и возлёг с графиней, тем более она сама всячески его к этому склоняла недвусмысленными намёками, да и собой была недурна, а молодая натура Баныча всё чаще требовала облегчения налитых соком страсти чресл.

Пока Бекетов был жив, они встречались обычно раз в неделю. В дальнем углу конюшни у черкеса была оборудована просторная лежанка, на которой и происходило греховное совокупление. Провожая гостью, Баныч совершал пятый за день, ночной намаз, заодно как бы прося у Аллаха прощения за свои прелюбодеяния.

После кончины супруга Татьяна Валерьевна осмелела и стала встречаться с горцем чуть ли не в открытую, однако ж по-прежнему за пределами барского дома. Держала полюбовника на расстоянии, дабы не возомнил о себе. Тому в своё время пытались даже невесту из местных найти, но Баныч неизменно отвергал все предложения.