Ревизор 2.0

А скривившийся лицом черкес зло дёрнул себя за курчавую чёрную бороду и, вскинувшись на облучок, со всей силы хлестнул коренного по крупу, отчего тот рванул вперёд, а стоявший в паре с ним пристяжной едва не пал ниц от резкого рывка.

В среду барыня с утра помолилась в семейной церквушке, где старый батюшка ненавязчиво поинтересовался, отчего это графиня стала редко появляться пред его очами. На что получил обещание бывать в церкви чаще, и в его ладошку легли три серебряных рубля. На прощание повеселевший батюшка напомнил о приближающемся Рождественском посте, посоветовал не есть скоромного и не прелюбодействовать, на что барыня про себя лишь грустно улыбнулась. Потом, выпив кофе с эклерами с заварным шоколадным кремом, которыми её баловал выписанный из Петербурга ещё Бекетовым повар-француз, отправила глупую сисястую Дуньку к Банычу с приказом снаряжать возок для поездки в Клюево. На этот раз Баныч за всю дорогу не проронил ни слова, лишь с ожесточением нахлёстывал ни в чём не повинных лошадей.

В поездку Татьяна Валерьевна оделась в самое простое, что нашлось в её платяных шкафах, а голову укутала в тёмный батистовый платок. Всю службу простояла в дальнем углу, горящими глазами разглядывая облачённую в чёрную сутану худощавую фигуру настоятеля. Когда всё закончилось, она встала в очередь на благословение последней, и, получив его, посмотрела в глаза священнику.

– Исповедаться хочу, отец Иоанн, – негромко, но твёрдо произнесла она. – Дозволите ли?

– Отчего же, сестра, не исповедаться… Каждый из нас греховен по сути своей, и исповедь есть очищение души. Грех – это грязь, а исповедь есть баня, омывающая душу от этой грязи духовной. А у тебя разве нет духовника?

– Исповедь эта… Она касается вас, отче.

– Вот как? Презело любопытно… Что ж, я как слуга Господа нашего не имею права отказать тебе в исповеди. Сейчас я спешу в епархию, к архиепископу, с утра уйду на отпевание, а после, перед обедней, приходи в храм.

На следующий день за час до полудня возок с барыней вновь остановился у ограды храма. Двери церкви были закрыты, и графиня осталась сидеть в возке, кутаясь в толстый плед до тех пор, пока не увидела бредущего по улице настоятеля, поддерживавшего левой рукой полы сутаны, а правой прижимавшего к груди толстое, потрёпанное по углам Священное Писание. Вид его был сосредоточен, однако, увидев выбравшуюся из возка Бекетову, чело его чуть просветлело, и он, казалось, слегка смущённо улыбнулся ей.

– Здравствуйте, отец Иоанн! – Графиня поклонилась в надежде, что батюшка протянет ей свою руку для поцелуя, но тот просто ответил:

– И тебе дай Господь наш здоровья, сестра! Готова исповедаться?

– Готова, отец Иоанн.

– Что ж, идём внутрь.

Он отворил замок, распахивая скрежетнувшую петлями одну из больших створок. Сейчас безлюдная внутри и без зажжённых свечей церковь показалась Татьяне холодной, огромной и мрачной. Лики святых взирали на неё с осуждением, словно заранее предвосхищая, какого беспросветного грехопадения она достигла. Впрочем, во взгляде Богоматери вроде бы читалась тень сочувствия, или это Бекетовой так хотелось думать.

– Пойдём.

Они двинулись к аналою, слева от которого виделся потемневший от времени образ Спаса Нерукотворного, выражавший собой спокойную чистую красоту. Здесь Татьяна Валерьевна перекрестилась, поклонившись в пояс, священник встал против неё и, строго глядя, спросил:

– Так что тревожит тебя, сестра, в каких грехах хочешь покаяться?

Графиня взглянула на отца Иоанна чуть удивлённо. Она ожидала обычных в таких случаях вопросов о том, как она готовилась к таинству исповеди, соблюла ли все положенные каноны, однако их не последовало. Что ж, раз так, она готова.

– В любви хочу покаяться, отец Иоанн. – И робко подняла глаза на настоятеля.

Тот, слегка улыбнувшись в бородку, ласково ответил:

– В своем Послании к коринфянам апостол Павел говорил: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий». Что ж постыдного в том, если ты любишь?

– Не та это любовь, о которой вы подумали, отче, не духовная, а телесная, что есть грех по сути своей. А я и вовсе вдвойне грешна, оттого что… – И, как в омут головой, зажмурившись: – Любовный жар сжигает меня изнутри, отец Иоанн, оттого что люблю я вас. Так люблю, что мочи нет!

Священник чуть заметно нахмурился, в то же время в его глазах промелькнула тень смущения:

– Неужто плотскою любовью?

– Каюсь, отец Иоанн, но ничего не могу с собой поделать. Все мысли только о вас. И тому есть причина. Позвольте поведать?