Ревизор: возвращение в СССР

Но служить два года. За это время можно два курса одолеть. К тому же, куда отправят служить, неизвестно. Союз большой, вариантов много. И, кстати, в каком году мы в Афган полезли?

И куда поступать? Вариантов тоже много. Одно точно — пойду в экономический, решил про себя я. Не хочу менять профессию. Все-таки аудитор, это для меня не просто работа, скорее призвание. Обсуждая с Иваном ситуацию, в которую угодила его невеста, поймал себя на том, что получаю удовольствие, разбирая варианты и ища выход из сложившейся ситуации. Я реально это очень люблю, собирать факты по крупинкам, анализировать, сопоставлять, искать, как можно сломать сложившиеся схемы, каким способом помешать злоумышленникам или вывести их на чистую воду. Однозначно остаюсь в профессии, но где учиться и работать потом, не могу определиться. Надо собрать побольше данных, чтобы принять верное решение.

В итоге я так и не определился, что буду делать после школы и, решив, что утро вечера мудренее, повернулся на бок и с чувством исполненного долга заснул.

Снилась мне милиция. Мы с Иваном и братом его друга сидели в какой-то засаде в ночи. Я держал ПМ, очень приятно было ощущать его тяжесть в руке.

Проснулся я в хорошем настроении. Уже рассвело. Нас не разбудили в 6 утра.

Иван ещё спал. Я встал и, потягиваясь, пошаркал в коридор.

Вернувшись, я застал Ивана сидящим на кровати. Он вопросительно посмотрел на меня.

— Где был? — спросил он меня.

— В сортир ходил.

— Сколько времени? — взглянул Иван на часы. — Начало девятого. Завтрак был?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Пойду на разведку схожу.

В холле слонялось несколько человек в полосатых пижамах, а медиков видно не было. Я подошёл к двери приёмного и тихонько приоткрыл дверь. В приемном никого не было.

Я пошёл искать дальше. Прошел мимо процедурной, через открытую дверь увидел, что там тоже никого нет. Пошел дальше по коридору, уперся в двухстворчатую дверь, одна створка которой была распахнута настежь, а на закрытой второй створке гордо значилось «Пищеблок». Я, естественно, заглянул.

Картина, открывшаяся моим глазам, говорила о произошедшем здесь ЧП: большая алюминиевая кастрюля с молочной кашей валялась на полу. Значительная часть пола больничной кухни была в каше. Кастрюля, упав, ещё и прокатилась по полу, извергая из себя жёлтую, похоже, пшённую жижу. К двери вело несколько следов. Одна кастрюльная ручка лежала отдельно. Оторвалась? И кастрюля упала. Повариха где? Пострадала? Ожоги?

Я не знал, буфетчица-хохотушка, разносившая нам еду, сама её готовила или была ещё и повариха. Скорее всего, она же и готовила. Иначе, повариху бы подменила, а здесь никого не было.

Мне стало жаль её. Я разволновался. Ожоги и в моё время были серьёзной проблемой, а сейчас-то!..

Я вернулся в холл и сказал слонявшимся там больным:

— Завтрака, похоже, не будет. Я на кухню ходил. Там кастрюля на полу. Вся кухня в каше. И врачей никого нет. И буфетчицы нет. Похоже, ей сегодня досталось, — поделился я своими наблюдениями.

— Она не буфетчица, а диет-сестра. Может, она в процедурной? — предположил худой высокий мужик в больничной пижаме.

— Вот я слышал утром часов в семь какой-то шум спросонья, — подключился к нашему разговору второй наш товарищ по несчастью в такой же пижаме. Лохматый здоровенный мужик. — Надо бы узнать, что с Настей случилось. Пойду до процедурной дойду.

— Там никого нет. Я уже смотрел. В приемном тоже никого, — сказал я. — А где она ещё может быть?

Лохматый, не ответив, направился в сторону Хирургии. Мы с худым высоким мужиком поспешили за ним. В самом конце коридора, за еще одними большими дверями, оказалась операционная и интенсивная терапия.

Насколько я помнил, интенсивная терапия, это реанимация. В этом отделении было всего три койки. Мы тихонько подошли к широкой двери операционной, стёкла которой, так же как и в приемном, были закрашены на высоту человеческого роста белой краской. В операционной горел яркий свет и слышны были тихие переговоры докторов. Шла операция. Я не позволил лохматому открыть дверь и заглянуть туда.

— Куда ты лезешь?! — шёпотом одернул его я и при этом шлепнул по руке, схватившейся уже было за ручку двери. — Там же всё стерильно. Сейчас инфекцию запустишь.

Лохматый испуганно отодвинулся от двери. Я схватил первый попавшийся табурет и подставил его к двери, надеясь заглянуть вовнутрь. Только я залез на табурет, не успев даже заглянуть в операционную, как дверь неожиданно открылась.

Немая сцена. Доктор Юрий Васильевич, похоже, не ожидал кого-либо увидеть и цветисто выругался от неожиданности. Я так и стоял на табурете, а мои товарищи растерянно хлопали глазами. Первым пришёл в себя доктор. Его внимание почему-то сосредоточилось на мне.

— Ивлев! Твою мать. Какого чёрта ты здесь делаешь? — громко спросил он.

— Узнать хотели! — мямлил я, ещё не оправившись от испуга. Всё произошло слишком быстро.

— Что узнать?

— Завтрак.

— Что завтрак?

— Завтрак будет?