Ревматология по косточкам. Симптомы, диагнозы, лечение

Я не выдерживаю, смеюсь. И они вместе со мной.

Договариваемся, какие нагрузки – пошагово – совершать. Пошагово – это буквально. До туалета и в палату. И то потому, что туалет в десяти шагах.

Он перезнакомился с соседями и со всеми нашел общий язык. Сетовал, что молодой парень, который не в себе, совсем заброшен семьей. У них так не принято. Попал в беду – соберутся на помощь все.

Я действительно с трудом проводила в ночь сопровождавших нашего новенького жену, сестру, дочь и зятьев. Они кортежем ехали за машиной скорой помощи. Потом терпеливо и тихо сидели в ожидании осмотра и результатов первых анализов.

Ушли они только в обмен на мое обещание завтра сразу же после планерки рассказать, как переночевал их папа и что ему можно принести покушать.

– Ему же можно кушать, доктор? Мы и вам принесем, вон вы худенькая какая.

Утром я с удовольствием рассказывала его родне, что папа стабилен, болей нет.

Следующие три дня были чудесными. Потихоньку разморозился «наш мальчик». Так с подачи скоропомощного пациента прозвали молодого больного со склеродермией. Речь его стала более связной. Он запомнил имена соседей по палате. И даже имя доктора. С отчеством.

Большое семейство исправно приходило проведывать папу. Приносили разрешенные яства. Активно подкармливали «нашего мальчика». И худенького доктора.

Отец большого семейства вел себя исправно. Нагрузки увеличивал строго под контролем доктора и Гестапы. Пошагово. С контролем ЭКГ, которая неизменно радовала.

На четвертый день я заступила на дежурство. Есть такая примета – не загадывай, как пройдет ночная смена. Никогда не угадаешь.

Ничего не предвещало, что в эту ночь я переведу одного из своих пациентов в реанимацию с инфарктом.

То дежурство было не скоропомощным. А это значило, что можно сделать обход – всего-то шестьдесят больных – и до упора писать истории болезни. Их, историй, было много. Высокая стопка угрожающе возвышалась на столе и собиралась завалиться. Вся ночь впереди.

Во втором часу я отложила последнюю пухленькую историю в бордовую выписную папку и упала на диванчик, даже не разбирая его.

Мне казалось, что я только закрыла глаза, как в дверь забарабанили.

Стучали не так, как стучит порой старушка божий одуванчик, которой не спится и «кажется, давление поднялось». Кто-то снаружи был напуган. И выносил дверь.

Через десять секунд мы стояли нос к носу с испуганным соседом сердечника и ревматика.

– Еленсанна, там… Партизан стонет. – Парня за дверью потряхивало знатно.

– Партизан? Я сплю, что ли? – Наперевес с фонендоскопом и тонометром скачу в палату. В прямом смысле. Поправляя задник туфли на ходу.

– Плохо ему! Никого звать не хотел. Стонет, мычит. Терпит… – семенит за мной сосед.

«Ну все, – пронеслось в голове, – "наш мальчик" поехал под откос».

Но я не угадала.

Бледный, мокрый от пота, лежал отец большого семейства в скомканных простынях. В углу палаты лежала куча не то тряпья, не то белья… А под «нашим мальчиком» почему-то не было постельного – один матрас.

Не до матрасов пока. Начинаем с главного.

– Где болит?

Сжатым кулаком стучит по грудной клетке сердечник. Гримаса боли – скрипнул зубами. Молча.

– Звони в сестринскую! – называю местный номер соседу.

Сама набираю номер дежурного функционалиста, ЭКГ cito!

Помните этот пароль? Бросай все – и беги!

Качаю манжетку. Давление очень низкое, едва слышу.

– Когда начало болеть?

– Да как дотащил мальчика в палату. Переодел. И начало…

– Ох е-мае! – шепчу я беззвучно.

– Доктор, он пошел в туалет, заблудился, что ли. Обмочился. Упал. Я услышал – стонет. Пошел помогать.

И уже стонет сам.

– Сами? Помогать?

– Так все спали…

– А меня разбудить?

– Ну я подумал, зачем вас тревожить.

Ох, рыцарь вы наш, в сияющих доспехах. К концу разговора игла уже в вене. Кап-кап, поехали. Если учесть, что давление ниже нижнего, медсестра сегодня тоже супергерой.

Еще минута – заструилась пленка ЭКГ.

Инфаркт.

Инфарктище.

Кто б сомневался.

Боли нарастают. Наш герой уже рычит сквозь зубы. Еще через пять минут – дольше пишу – мы переводились в реанимацию, она была парой этажей ниже.

Стабилизировали. Давление. Пульс.

Боли нет.

Отдыхаем?

Рано.

Пулей я неслась назад в отделение. Предстояло разбираться с виновником ночного торжества. За ним пока присматривали медсестры.

Упал. Обмочился.

Ничего хорошего я не ждала.

Пять утра. Возвращаюсь в свое отделение из реанимации.

В мужской палате никто не спит. Виновник ночного переполоха переодет в чистое. Лежит, высунув нос из-под нового одеяла.

– Ну что отец? – практически хором раздаются мужские голоса.

– Лучше, – односложно отвечаю я.

– Хорошо-о-о-о, – опять мужской хор.

Осматриваю пациента со склеродермией. Цел. Ничего не болит. Зрачки одинаковые. Давление и пульс космические. Скалит зубы, вытягивает руки, жмурит глаза. Все чин по чину.

Спите, ребята. Утро вечера мудренее.

Не знаю, как мужской хор, а я так и не смогла уснуть.

Спустилась в реанимацию. Получила порцию ворчания: иди уже! Стабилен, спит, давление держит. Да смотри сама!