Мало-помалу верующих убавлялось. Старания комсомольцев, журналы, пьесы делали свое дело. А потом «пасху под гору бросали», так в с. Азаполье называли запрет священнослужителю на проведение служб в храме, ходить по деревне в праздники, поздравлять селян и «дань собирать» [Север 1978: 3].
Активисты в целях пропаганды и агитации старались использовать и народные праздничные гулянья. До конца 1920-х годов на деревенских игрищах сохранялся следующий обычай: девушки, здороваясь поклонами с парнями, приглашали на гулянья сначала юношей побогаче. Комсомольцы этот обычай отвергли. «И пошли в селе новые обычаи». Перед праздниками собиралась молодежь на спевки, а в праздники – на демонстрации, где пели: «Интернационал», «Варшавянку», «Смело товарищи в ногу» [Север 1978: 4].
В с. Азаполье Мезенского у., комсомольская ячейка появилась в начале 1920-х годов. Сельские комсомольцы, по словам первого азапольского комсомольца И. Н. Борисова, главной своей задачей в то время считали антирелигиозную пропаганду и постоянно собирались в избе-читальне, для совместных «читок» и обсуждений журнала «Безбожник». «…Потом расклеивали листовки на церкви на видном месте, ой и подняли верующие шум. Комсомольцы взбучку от родителей получили» [Север 1978: 3]. Затем организовали в селе театральный кружок и сообща купили граммофон. Азапольцам нравилось показывать свои театральные постановки землякам. Пьесы в основном были антирелигиозного и сатирического характера.
В с. Дорогорском Мезенского у. после революции дом купца Ружникова перешел в собственность народа. «Народный дом» – так называли первый очаг культуры на селе. Вокруг него сразу начала организовываться молодежь. Девушки-активистки, самые красивые и умные, на которых больше всего заглядывались женихи, вступали на путь борьбы за новую советскую жизнь. Появился первый драмкружок [АДДК: 8].
Постепенно руководство страны разочаровывалось в вяло текущей и казенно проводимой переделке народных праздников и стало переходить к более жесткой политике, отдавая предпочтение запретительным мерам. С середины 1920-х гг. власти стали убеждать народ отказываться от традиционных празднеств. Крестьяне, уступая натиску властей, вынуждены были принимать решения об упразднении, главным образом, своих местных праздников. В 1926 г. подобное решение приняли жители Шенкурского уезда: в д. Зенкинской отказались от празднования Рождества и Петрова дня; в Лососевской – от дня Ивана Богослова и Петрова дня [ГААО. 428: 82]. Отказывались от своих праздников крестьяне и в других деревнях Архангельского края. Эта кампания в 1927–1929 годах стала непрерывной и усиливающейся по всей стране. В 1927 году, по официальным данным, от религиозных праздников отказались крестьяне 113 архангельских деревень, а в 1928 г. – крестьяне 341-ой деревни [
На рубеже 1920–1930-х гг., несмотря на усиливающуюся антирелигиозную пропаганду, в быту продолжали мирно существовать как новые революционные праздники, так и старые – календарные. «Обязательно отмечали
Это же время стало годами массового закрытия храмов и приходов. В Архангельской губернии этот процесс стал интенсивным в 1928 году, а первая его волна прошла еще в 1918–1922 годах. В 1929 г. закрыли Архангельский Троицкий кафедральный собор. В Сурской волости каменный собор Иоанна-Богословскго женского монастыря был использован под кинотеатр, колокольня стала пожарной каланчой, часовня в деревне Лавела – разобрана на дрова [
В сознании крестьян доминировали религиозно-нравственные нормы поведения и такое тяжелейшее преступление, как разрушение храма, естественно вызывало непонимание и негодование. По народному мнению, содеянное обязательно навлекало на разрушителей кару Божью, «за такой грех Бог долгой жизни не даст» [ПМА 2]. По воспоминаниям жителей д. Ваймуша Пинежского р-на, «колокольню и церковь в Ваймуше разобрали, когда, партийцы пошли, все разворотили. Да, сначала крест снимали, потом колокола сняли, а потом и всю разобрали. Иконы это ясно, что растащили. А партийцам потом худо было. Все и умерли. Народ говорит, умерли» [ПМА 3].