Революции светские, религиозные, научные. Динамика гуманитарного дискурса

В многопланово-обобщающем взгляде на историю заключается поиск ее побудительного мотива, а также представлений о том, что придает ей смысл и оправдание как с точки зрения переживающего и делающего ее человека, так и с позиций изучающего ее историка [Нарочницкая 2003: 14–15]. Русская история и культура базируются на ценностях православного мировоззрения. Поэтому для ученого, исследующего феномен российской цивилизации и культуры, важно во всей доступной для него полноте проникнуться – хотя бы интеллектуально! – православно-христианскими идеалами жизни, чтобы его личные профессиональные интересы по-настоящему совпали с духовными установками и системой ценностей изучаемой им исторической реальности. Только при этих условиях, когда «… стремление к исторической истине направлено на высшие цели, которые только в состоянии себе представить носитель культуры в соответствии со своими моральными и интеллектуальными способностями» [Цит. по: Нарочницкая 2003: 19] – православный исследователь может объективно-профессионально превосходить светского историка-материалиста.

Но следует отметить, что на практике иногда в трудах православных ученых-гуманитариев проявляется идеологическая «за-данность», заключающаяся в нежелании видеть явления русской истории и культуры во всей сложной совокупности их достоинств и недостатков. Также не вызывает одобрения и определенный стилистический флер «елейности», досадно снижающий научную планку исследования. Умилительно-елейный слог, трогательная церковная фразеология – еще не признак православного мирочувствия ученого, которое на самом деле выражается в твердости позиции, в многогранной выверенности и четкости научной аргументации, и, наконец, – в стремлении охватить всю совокупность явлений, а не ее отдельные сегменты.

Не секрет, что в академической среде бытует корректно выраженная, но твердая корпоративная нетерпимость к проявлению вероисповедных установок ученого, да еще отраженных в его научных текстах. Автор испытал на себе ситуацию, когда в ходе рецензирования одной из работ ему было предложено сгладить или устранить следы своего религиозного умонастроения. Почему-то подобное требование считается уместным по отношению к православным ученым. Невозможно представить, чтобы например ученому-мусульманину, изучающему религиозные матрицы самосознания мусульманских этносов, было бы рекомендовано удалить из научной работы авторские религиозные обертоны. Очевидно, – если исследователь, рассматривающий религиозные элементы сознания людей, сам исповедует реальное бытие Бога в границах той или иной конфессии, то его научное творчество будет закономерно отражать и его веру, как это происходит в среде православных ученых. И вот здесь в свои законные права вступает профессиональный долг православного исследователя, который просто обязан честно и конструктивно сочетать свою религиозную систему мышления с логико-когнитивными требованиями научного познания. Это тем более ответственно, если речь идет о доказательной стратегии исторического анализа, когда объектом исследования становится божественная метафизика русской жизни, которая воплощалась не только в самом ядре отечественной культуры, но и в земном, фактологически-событийном ходе истории. Объективно выявить подспудно действующий онтологически-религиозный камертон мышления и бытия русских и других православных этносов России можно при условии расширения религиозного дискурса исследования, а иногда и «нарушения» границ секулярно-позитивистского поля современных гуманитарных наук.