Революция 20

Так оно и было на самом деле, спору нет. Два мохнатых коричневых зверька сидели в гостиной, презрительно оттопырив верхние губы, и рычали друг на друга. Оскалив зубы, косясь злыми глазенками на Барни и Флору, они при этом колотили, дергали за мех, кусали и оплевывали друг друга. Зверек побольше нанес меньшему сокрушительный удар, от которого тот со злобным рычанием полетел кувырком через всю комнату, но сумел подняться и вернулся, визжа еще громче, чтобы врезать маленькими кулачками по морде большому. Сражение шло бурно, но, как показалось Барни, в их драке было что-то странное. Очень своеобразная драка. Они рычали, кусались, визжали, колотили друг друга, но почему-то…

— Флора! — В мозгу Барни внезапно вспыхнул свет озарения: одна мысль, невероятная и нелепая. Он с интересом посмотрел на жену, а потом опять на сцепившиеся мохнатые комки. — Флора! Они не дерутся! Они занимаются любовью!

Флора моргнула наполненными слезами глазами, с тревогой посмотрев на овупов. Меньший как раз вцепился когтями в мордочку большого.

— Чушь! — отрезала она.

— Нет, нет, посмотри на них! — Глаза Барни засветились, и он мигом пересек комнату, оказавшись рядом с женой.

— Вставай! — приказал он.

Флора дважды моргнула.

— Не встану!

Барни быстро протянул руку, схватил ее за запястье и рывком поднял на ноги. Прежде чем она успела что-либо сделать, он свирепо сгреб ее в объятия и крепко прижался губами к ее рту. Она попыталась взвизгнуть сквозь поцелуй, выкручиваясь и отталкивая его.

— Барни, немедленно прекрати это!

— Заткнись!

Твердость его голоса остановила ее, почти напугав.

— Сейчас ты сядешь, — взволнованно прошептал Барни, — а потом поцелуешь меня, прямо здесь, на кушетке. И будь любезна заткнуться, пока делаешь это!

Ошеломленная Флора села, а Барни уселся рядом с ней и снова сжал в объятиях.

— Барни…

На долгий миг в гостиной наступила тишина. Затем она воцарилась на еще более значительное время.

— Барни, — теперь голос ее смягчился, да и выражение лица тоже. Оно стало милее, чем Барни видывал долгое время. Он снова поцеловал ее, совершенно забыв про овупов. — Барни, мы уже давно не целовались на кушетке.

— Умммммммммммммм.

— Слишком давно.

— Да, Флора.

— Нам следует… Может попробуем заниматься этим почаще?

Звук, странный звук. Они с трудом оторвались друг от друга и увидели сердито вылупившихся на них двух овупов — овупов, забывших о драке и теперь пятившихся от них прочь, сгорбившихся и дрожащих от ужаса.

Внезапно овупы повернулись и стремглав выскочили за дверь.

— Ты окончательно рехнулся, — заявил несчастный Хьюго Мартин. — Ты не понимаешь, что говоришь. Ты сошел с ума. И если ты думаешь, что я проглочу эту чепуху… — он нервно сглотнул, встряхнув двойным подбородком, — то ты вдвойне сумасшедший.

Толстяк проковылял обратно к столу, пылая побагровевшим лицом. Барни лишь непринужденно улыбался в ответ. Его худощавый подбородок был гладко выбрит, а глаза довольно поблескивали.

— Я не ошибаюсь, Хьюго. Я все-таки нашел рецепт. Он может показаться нелепым, но ведь все это дело — сплошная нелепость. Моя идея сработает, ставлю на это свое жалованье!

Барни уселся в кресло напротив клетки с овупом, стараясь не облокачиваться на укушенную руку.

— Давай взглянем на это так, — предложил он. — Что делали люди всякий раз, когда переселялись в новые края? Они приспосабливались к новой среде обитания? Пытались «отуземиться», действительно стать такими, как открытые ими народы? Пытались вписаться в местную экономику и культуру? Никогда! Куда бы они ни переселялись — в Индию, в Африку, в Китай, повсюду повторялась одна и та же, старая, как мир, история. Люди пытались преобразовать среду обитания под свой вкус, пытались сделать ее похожей на обстановку, как у себя на родине. Температуру, обычаи, культуру. Последнее, что могло прийти им в голову, — это изменить свои культурные традиции в соответствии с чуждой культурной средой. А если они понимали, что новая среда не поддается изменениям, враждебна и неизменно чужда, они всегда убирались восвояси.

— Но овупы! — нетерпеливо перебил Мартин. — Не понимаю, какое это имеет отношение к…

— Прямое, — перебил Барни. — Овупы прибыли с другой планеты, из другого мира. Они разумны, это факт, и культура у них тоже есть — впрочем, довольно скверная культура. У людей глубинная культура основана на мире и семейной любви — древний знак протянутой руки, гласящий: «У меня нет оружия». Человек, как правило, стремится жить в мире, без забот, и берет этот мир с собой в чужие страны. А там, где эти страны слишком враждебны, слишком неприятны ему, он в конечном итоге уезжает домой несолоно хлебавши.

И все же в другом мире — в мире овупов — культура может базироваться на совершенно иной концепции. Концепции, нетерпимой для людей. Она, представь, основана вовсе не на мире. Она основана на ненависти. Чистой, богатой, зрелой, интенсивной ненависти.

У Мартина расширились глаза.

— Ты хочешь сказать…