Революция 20

Поразмыслив, он осознал логичность такой экономии. Комната была около шести метров в длину, четыре с половиной в ширину и примерно три высотой. Потолок сводчатый, сложенный из светящихся квадратных блоков со стороной тридцать сантиметров, изливающих мягкое сияние. Пол покрыт линолеумом — красные и черные квадраты в шахматном порядке. Стены покрывали панели из орехового шпона размером двадцать пять на десять сантиметров. От пола до потолка, начиная слева от входа, по всем стенам шли полки, прерываясь только, чтобы освободить место для двери, расположенной ровно напротив той, в которую вошел Хейверс. Над дверью красным светом горели буквы «Выход» — как в старом кинотеатре. У стены справа от входа высились два шкафа, серый и розовый, а слева перед рядами полок стоял небольшой гипсовый пьедестал.

В центре комнаты находился стильный овальный стенд. На его стеклянных полках располагалось множество разнообразных предметов — каких именно, Хейверс с порога не мог видеть. Но он понимал, что они несомненно сыграли важную роль в его прошлой жизни, раз их выставили в самом центре и на таком впечатляющем стенде.

Он подошел ближе. Первое, что бросилось в глаза — роман, который он так и не закончил. Книга в красном сафьяновом переплете занимала центральную часть верхней стеклянной полки, золотые тисненые буквы на обложке гласили:

НАЛИЧНЫЕ И КРЕДИТЫ

Джордж Уэверли Хейверс

Хейверс открыл книгу. Естественно, страницы были пусты, кроме четырех — титульного листа и короткого текста. Перелистнув титульную страницу, Хейверс начал читать: «Прежде чем проникнуть в разум Элайджи Торпа, где мы несомненно обнаружим массу интересных для следователя махинаций, обратимся к его телосложению и физиогномике: в первом случае случае он был эктоморфом[4], во втором — долихоцефалом[5]. Итак, нам…» — Хейвер поспешно захлопнул книгу и вернул на полку.

Слева от роскошного фолианта на художественно оформленных черных пластиковых подставках располагалась коллекция курительных трубок, которые Хейверс начал собирать во время Второй мировой войны и продолжил в пятидесятые годы, а в шестидесятые увлечение незаметно сошло на нет. Трубки из вереска, пенковые, вырезанные из стержня кукурузного початка, «Иелло-боулз» и «Кэйвудиз». Хейверс разглядывал их с некоторым недоумением. На кой ляд он, всегда куривший сигареты, потратил столько времени на коллекционирование трубок?

Его взгляд переместился на предмет рядом, и он поначалу не мог его идентифицировать. Желтовато-коричневый, по форме похожий на большой, толстый оладий, с глубокой круглой выемкой в центре. Неужели? Да, несомненно, это она — бейсбольная перчатка, которую отец подарил ему на девятилетие. Господи, он не видел ее целую вечность! По иронии судьбы, сейчас перчатка вызвала у Хейверса не прилив ностальгических чувств, а глубокое отвращение. Он никогда не любил бейсбол, хотя неплохо играл и даже входил в школьную команду в старших классах.

Возле перчатки лежал аттестат, а рядом с ним, словно перечеркивая значимость документа об окончании школы, красовался пергаментный свиток длиной в метр, который Хейверсу вручили во время выпуска из Института Успешных Бизнесменов. Медленно обходя стеллаж по кругу, Хейверс разглядывал предметы на полках. Там он увидел древнюю зажигалку «Зиппо», медаль с двумя бронзовыми звездами за участие в боях на Азиатско-Тихоокеанском театре, медаль «За безупречную службу», Филиппинскую наградную ленточку, упаковку бритвенных лезвий «Жилет», кредитную карточку «Мобиглас», складные санки «Флексибл Флайер», механическую пишущую машинку «Роял» с отвалившейся буквой «г», бойскаутский нож с четырьмя лезвиями, пару кабелей для динамиков, японскую куклу-гейшу, красную тележку, на каких когда-то катались дети, штопор, календарь Курье и Ивза за 1962 год, плотницкую рулетку, заплесневевшую камеру «Полароид Лэнд», таблицу калорийности продуктов, книжку «Том Свифт и его мотоцикл» и новогоднюю дудку.

Многие из этих вещей никак не затронули его душу, а некоторые он и вовсе не помнил. Все они давным-давно утратили для него ценность, если вообще когда-то ее имели. Их как будто специально выбрали, чтобы выставить его жизнь обыденной и серой, хотя на самом деле она была яркой и насыщенной, о какой можно только мечтать.

Впрочем, эти скучные предметы составляли лишь часть выставленного в комнате. Были еще стеллажи и два шкафа. Стеллажи выглядели заманчиво. Он двинулся к ним и по пути прямо над пустым постаментом заметил на стене слова в рамке. Наверняка какая-нибудь расхожая мудрость типа: «Снилось мне, что жизнь цветет, просыпаюсь — долг зовет» или «Кто рано встает, тому бог дает». Но вместо этого он прочитал детскую потешку:

Хикори-дикори-док!
Мышь на будильник
Скок!
Будильник:
— Би м-бом!
Мышка —
Бегом!
Хикори-дикори-док![6]

Хейверс перевел взгляд на полки стеллажей.