Революция и конституция в посткоммунистической России. Государство диктатуры люмпен-пролетариата

Это противоречие между идеологией и практикой российского конституционализма не может существовать вечно и рано или поздно должно быть разрешено одним из двух способов: либо путем восстановления тоталитарного идеологического контроля со стороны власти над обществом (что маловероятно, но возможно), либо путем осуществления масштабной конституционной реформы (что вполне возможно, но пока кажется маловероятным). Я продолжаю, однако, сохранять в этом вопросе сдержанный исторический оптимизм, ориентированный, правда, на отдаленное будущее.

В основе моего скромного оптимизма лежит предположение, что за два с половиной столетия в России сформировалось-таки молчаливое конституционное большинство, которое, не принимая активного участия в политической жизни, в общем и целом сориентировано на конституционные ценности. В этом, с моей точки зрения, состоит принципиальное отличие политической ситуации в России в начале XXI века по сравнению с началом XX века, когда в обществе доминировало «неконституционное большинство».

В последнее время стало модным ругать инертную русскую массу (и есть за что). Вопрос, однако, в том, насколько она на самом деле «инертна» или, наоборот, «заряжена» определенными идеями? Полагаю, что эта масса отнюдь не нейтральна и что последние сто прожитых Россией лет не прошли даром и основная часть населения уже «неизлечимо» заражена вирусом конституционализма. Другое дело, что «болезнь» эта пока протекает латентно, поскольку русский конституционализм так и не вышел из «инкубационного периода» и почти никак не проявляет себя в повседневной жизни. Вроде бы живет в России все тот же мужик, что и в приснопамятном «семнадцатом году», а копнешь глубже — все по-другому.

Со времен Салтыкова-Щедрина русский обыватель избаловался. Если раньше он весьма неопределенно желал то ли конституции, то ли севрюжины с хреном, то теперь он однозначно хочет и конституции, и севрюжины, и по возможности без хрена. То есть новоявленное латентное конституционное большинство хочет одновременно и сильного государства, и защиты своих политических прав. Но удовлетворить эти возросшие политические потребности ему практически нечем.

Конечно, все вышесказанное может показаться абсурдом на фоне тех процессов, которые развиваются в русском обществе начиная с 2014 года. С тех пор Россия представляет собой вариант «постмодернистского авторитаризма», где власть является практически несменяемой; разделение властей отсутствует; функции парламента сведены к декоративным; суд стал аппендиксом всесильной бюрократии; федерализм — не более чем фасад, прикрывающий имперскую вертикаль; политический и экономический плюрализм ограничен, и даже сам светский характер государства поставлен под сомнение, хотя при этом по сравнению с недавним тоталитарным прошлым пока еще сохраняется достаточно высокий уровень информационной свободы.

На таком фоне рассуждения о конституционном большинстве кажутся издевательством. Надо, однако, делать поправку на особые и исключительные обстоятельства. Русское общество, пораженное «посткрымским синдромом», находится в аффектированном и ажиотированном состоянии. В этом состоянии оно не похоже на самого себя. Когда начинается истерика, личность заканчивается. Но истерика не бывает вечной. Рано или поздно она пройдет, и общество придет в себя. В этот момент станет ясно, что конституционное большинство никуда не делось, а просто временно «сошло с ума».

Латентный спрос на конституционализм в России сохранился и даже вырос, но он наталкивается на почти полное отсутствие достойного предложения. Выбирать конституционному обывателю на самом деле не из чего (может быть, поэтому он в целом так индифферентен к выборам…).

Власть сегодня предлагает конституционному большинству сильное государство, в котором из трех упомянутых великим сатириком компонентов осталась только приправа. Не лучше дела и у оппонентов власти: одни (маргинальные традиционалисты) истошно прославляют севрюжину, забыв о конституции другие (маргинальные либералы) рассуждают о конституции как о вожделенной севрюжине. На деле людям предлагают либо сохранить старый опостылевший мир, либо вновь разрушить его до основания, не объяснив толком, чем же он будет заменен. Конституционное государство остается не более чем фигурой речи. Естественно, что в обществе, уставшем от речей, на эту фигуру никто не обращает внимания. Конституционное большинство замерло, оказавшись между молотом террора и наковальней хаоса.

Для этого конституционного большинства неприемлема ни имперская модель в ее обеих (советской и досоветской) ипостасях, ни анархическая демократия девяностых, ассоциируемая с несправедливой приватизацией и разрушением страны. Усилия всевозможных «политических меньшинств» до сих пор сосредоточены либо на защите существующего порядка, либо на его критике, в то время как большинство терпеливо ждет, когда же ему будет представлен наконец внятный и конкретный «положительный образ» будущего.