Революция Карла. 1917

– Понятно. Вы опять про эту войну. У меня складывается такие ощущение, что, когда мужчины остаются наедине им просто больше не о чем говорить, как о своей войне. Лучше бы поговорили о чем-нибудь прекрасном, например, о женщинах.

– Как мне кажется, не вежливо говорить о дамах вне их присутствия.

– Но вы же все равно говорите? – пошутила Клара.

Граф сдержано засмеялся.

– Ну, будет вам. Не смею больше задерживать ни вас, дорогая Клара, ни вашего великолепного спутника. – еще никто в жизни не употреблял такой лестный эпитет обращаясь к Карлу Моисеевичу. – Не хотелось бы утомлять вас нашими разговорами, да и вечер сразу поблекнет, если я наберусь наглости задержать вас еще хоть на одну секунду. А мне бы не хотелось так подставлять Бориса. Думаю, мы еще встретимся. – обратился он к Карлу Моисеевичу. Граф положил свою руку на книгу, – если у вас появятся вопросы или же вы захотите обсудить какую-либо тему, вы всегда сможете меня найти.

На этой загадочной ноте граф оставил пару и пошел обратно в зал.

– Вы только подумайте! Я даже представить не могла, что вы так сдружитесь. Все-таки ты у меня такой замечательный!

Глава 4.

Наступила осень. Новое время года со своими законами и порядками уже пришло, а старое еще не хотело уходить. Поэтому дни были длинными и жаркими, а ночи – холодными и темными.

Дожди, то и дело, омывали Петроград. Огромные капли падали с неба на улицы, чтобы остудить разгорающийся дух города. Но легче не становилось. Народ был на пределе.

Временное правительство во главе с А.Ф. Керенским не справлялось с нарастающим кризисом. Парламентаризм терпел крах. Недавний мятеж Л.В. Корнилова, известный в народе, как Корниловщина, являвшийся попыткой установления военной диктатуры, был подавлен. В связи с этими событиями авторитет правительства падал. Но на его фоне укреплялись движения большевиков…

На улице светило солнце. Карл Моисеевич вышел из своей квартиры на Малой Мастерской.

Хоть по календарю был уже сентябрь, но летняя жара еще не покинула свои пенаты, из-за чего было жарко, душно и невыносимо.

Карл Моисеевич попытался захлопнуть покатую дверь, ведущую в парадную, но после громкого хлопка, дверь тут же со скрипом приоткрылась, приглашая войти любого прохожего, желавшего спастись от несвоевременной жары. Вдохнув горячий уличный воздух, он повернул налево, дошел до Офицерской улицы и пошел по ней в сторону Мойки, где, как он надеялся, было чуть прохладнее.

Карл Моисеевич смотрел по сторонам, вглядываясь в детали как будто преобразившегося, “нового” города. Город действительно изменился, но только для него, и далеко не в лучшую сторону.

Дело в том, что, когда раньше Карл Моисеевич шагал по улицам Петрограда, он смотрел лишь себе под ноги, даже не поднимая голову. Его не интересовали ни люди, ни улицы, ни происходящее вокруг. Только одна цель, только один кратчайший путь к ней. Все, ничего лишнего. Но это время кануло в лету.

Книга, которую дал ему граф Орлов, оказалась отнюдь не легким послеобеденным чтивом. Вряд ли, Карл Моисеевич, получив ее от какого-нибудь другого человека или в библиотеке случайно схватив с полки, стал бы с таким энтузиазмом вчитываться и пытаться понять высказанные в ней идеи. Но книгу дал сам Граф. Его он подвести никак не мог. Ведь граф сказал, что именно Карл Моисеевич сможет по достоинству оценить эту книгу. К тому же ему было бы интересно обсудить эту книгу с ним. А послушать мысли графа, услышать его стройную, четкую, мелодичную, почти ангельскую речь.… Упустить этот шанс было недопустимо. Не одна неделя у него ушла на ее прочтение и осознание. Скорее даже переваривать полученную информацию ему пришлось дольше, чем ее получать. В книге были высказаны очень интересные идеи насчет экономического и социального развития общества. И, хоть язык был сухой, сама книга оказалась очень близка по духу Карлу Моисеевичу. И она дала ему то, что было больше всего необходимо.

Последние пару месяцев из его головы не выходили разные, новые мысли. Они были беспорядочными, обрывочными, до конца не сформированными и до ужаса тупыми. Но «Капитал» помог ему, он дал Карлу Моисеевичу ту базу знаний и понятий, которой ему не хватало из-за его социальной неуклюжести. Его мысли огранились, приобрели форму, стали осмысленными и понятными. Но самое главное, что его интерес не угас, а лишь возрос. И теперь ему было что сказать! Но толкать речи, не совсем понимая, что же именно сейчас происходит в ЕГО стране – было опрометчиво. Он проникся к народу России, тем самым коснулся глади воды; он сформировал свои мысли и взгляды, тем самым зашел вброд. Оставался последний шаг – ему нужно было нырнуть!

Но как это сделать? Что нужно, для того чтобы вникнуть в ситуацию? Как понять нужды народа? И что самое главное – как ему помочь? Вопросов оставалось еще много, но ответ на них был всего один. Карл Моисеевич нашел его на бумажке, что была вложена в потайной кармашек книги. На бумажке была лишь одна надпись: «Понтий Пилат».