Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

8 февраля 1750 года под Лондоном и Вестминстером зафиксировали заметное содрогание почвы как при землетрясении. Люди в ужасе выбегали на улицы в ожидании конца света. Месяц спустя, 8 марта, толчки повторились с удвоенной силой, разрушив фундамент нескольких домов и причинив немалый ущерб некоторым улицам. Никто уже не сомневался, что за «репетицией» последует более мощный удар, который непременно случится 8 апреля и превратит город в руины. Даже в Gentleman’s Magazine, отличавшемся своим здравомыслием, писали: «Землетрясение – один из способов, которым Господь карает нечестивцев и мятежников». Грехи Лондона, нарастающие с каждым годом словно снежный ком, казалось, переполнили чашу терпения Всевышнего. Город был слишком черным, отравленным, больным и сладострастным – гнева небес было не миновать. Епископ Лондонский написал пасторское письмо, в котором изобличил «мерзость публичных домов», «похождения самых гнусных падших женщин» и книги деистов и прочих пренебрегающих «великими истинами религии».

За неделю до предполагаемой катастрофы все, кто мог, покинули Лондон. Была отменена премьера оратории Генделя «Иуда Маккавей» (Judas Maccabaeus). Хорас Уолпол насчитал 750 экипажей, которые проезжали через Гайд-парк-корнер по пути из города, дабы укрыться в сельской местности. Лондон накрыла волна страха. Многие перебрались на просторы Северного или Южного Лондона. Центр, промышленные районы, Сити и Вестминстер опустели. Третьего землетрясения так и не произошло. Бог отдыхал от дел. Однако случившегося, в том числе всеобщей паники, оказалось достаточно, чтобы направить многих, если не всех, на стезю покаяния. Были и те, кто нашел иной источник утешения. Руки матери-женевы были готовы принять в свои объятия всех отчаявшихся.

В 1751 году в своем доме на Лестер-Филдс, на входной двери которого красовалась табличка «Золотая голова» (Golden Head), Уильям Хогарт создал знаменитую гравюру «Переулок джина» (Gin Lane). В тот год увидел свет и памфлет Генри Филдинга «Исследование причин недавнего увеличения числа грабителей» (An Enquiry into the Causes of the late Increase of Robbers), в котором автор предупреждает «о новом виде пьянства, неведомом нашим предкам, причиной которому является яд под названием джин». На гравюре Хогарта ростовщик занят важным делом: он внимательно разглядывает пилу плотника, а изнуренная женщина подсовывает ему чайник и кастрюлю. Под их ногами виден погреб, где хранится джин. Его легко можно узнать по табличке «Королевский джин» (Gin Royal), которая висит над входом. Это не более чем дыра в стене, темный туннель, ведущий на самое дно. Над ним выведено:

Выпьешь за пенс,
Напьешься за два,
На чистой соломе поспишь задарма[126]

.

Вряд ли эти слова когда-либо действительно были написаны для лавки, торгующей джином, – их вполне мог придумать и сам Хогарт. В любом случае они стали широко известны по всей стране.

Джин-Лейн, или Переулок джина, не известен ни одному топографу, его не найти ни в одном географическом справочнике, однако Хогарт решил разместить его в приходе собора Святого Эгидия. Эта церковь известна своими попрошайками, калеками, бродягами и нищими. Изображенное на гравюре место теперь находится на северном конце Шафтсбери-авеню[127]. Пьяная женщина с одуревшим видом сидит на ступеньках. Кажется, будто время вокруг нее остановилось, а из ее беспомощных и вялых рук на землю падает ребенок. Неподалеку мужчина и собака борются за грязную кость.

Однако в центре этой части композиции находится именно женщина. На ее ногах виднеются признаки сифилиса. Она грязная с головы до ног, а ее одежда превратилась в лохмотья. Скорее всего, она попрошайничает у церкви, чтобы найти деньги для утоления своей страсти. Надпись на гравюре гласит: «Если женщина пристрастится к спиртному, она станет самым жалким и презренным существом на земле». Лучше всяких нравоучений эти слова подтверждает один случай. Джудит Дефур не могла прокормить свою двухлетнюю дочь, поэтому отдала ее в приходской работный дом, где за малышкой лучше ухаживали и прилично одевали. Спустя пару дней мать вернулась, чтобы забрать ребенка. Она отнесла девочку на ближайший пустырь, задушила ее, а тело закопала в канаве, предварительно сняв с него одежду, которую затем продала за один шиллинг. Вырученные деньги были тут же потрачены на джин. Это был вопиющий случай, однако не настолько, чтобы его нельзя было представить.