Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

В правой части гравюры Хогарта неподалеку от винокурни Килмана изображены две молодые девушки, залпом пьющие джин, несколько попрошаек, дерущихся за глоток спиртного, и молодая мать, заливающая напиток в рот своему ребенку. Знаки смерти видны повсюду: самоубийца, болтающийся в петле на всеобщем обозрении, ребенок, случайно проколовший ногу, макет гроба, раскачивающийся над бюро похоронных услуг, и, наконец, похороны. Вывеска ростовщика висит словно крест над уличной сценой, а в отдалении виднеется церковь Сент-Джордж в Блумсбери со статуей Георга I на башенке. Это единственный монарх, удостоенный в Лондоне таких почестей, однако в данном случае он кажется столь же холодным, отчужденным и безразличным по отношению к своему народу, как и сама церковь. Гравюра Хогарта состоит из множества мелочей, которые в совокупности составляют удручающую картину. Так, например, у двух девушек надеты приходские значки с буквами GS, что означает святой Эгидий (St Giles). Церковные старосты, прихожане и приходские попечители о призрении бедных, изображенные на картине, или ничего не смыслят в своем деле, или напрочь лишены чувства ответственности.

«Переулок джина» продавался всего за один шиллинг вместе с еще одной гравюрой Хогарта под названием «Пивная улица» (Beer Street). И хотя для бедных это была заоблачная цена, вполне возможно, что эти изображения в качестве сатирических картинок или назидания украшали стены таверн или пивных. В рекламе, опубликованной в газете London Evening Post, отмечалось, что «поскольку действующие лица гравюры задумывались с расчетом на то, чтобы избавить низшее сословие от основных пороков, автор, в надежде на широкое распространение своей гравюры, издал их по минимально возможной цене».

Джиновая лихорадка началась примерно в 1720-х годах, однако сам джин появился в стране несколько раньше, во времена «Славной революции» 1688 года Вильгельм III Оранский привез рецепт этого напитка из предместья Роттердама, и вскоре голландский джин вытеснил французский бренди. Ко всему французскому относились с подозрением, пить французское стало непатриотично. Солдатам армии Вильгельма перед началом сражения полагалось испить «голландской отваги». Спустя два года после вторжения Вильгельма в парламенте был принят Акт о поощрении перегонки коньяка и спиртов из зерна (Act for encouraging the distilling of brandy and spirits from corn). Настоящей удачей для фермеров и винокуров стало снижение пошлины на алкогольные напитки с шиллинга до пенни за галлон (4,54 л). Лондон издавна славился любовью к крепким напиткам, однако среди лондонской бедноты джину по популярности не было равных. В минуту нужды, боли, холода и отчаяния многие охотно прибегали к проверенному средству. Над котлами винокурен поднимался удушающий чад.

Джин продавался в мастерских ткачей, красильщиков, цирюльников, плотников и сапожников; работные дома, тюрьмы и сумасшедшие дома тоже были в деле. Все точки сбыта делились по степени гнусности и мерзости. В гостиницах имелись комнаты для гостей, а в пивных устраивались так называемые извозчичьи биржи для ремесленного сословия. Винные лавки, или бары, были, как правило, заведениями самого низкого сорта, в которых укрытиями для обильных возлияний служили подвалы, задние комнаты и дыры в стенах. Джин продавали с тележек, самодельных прилавков, в переулках, в задних комнатах и в дешевых домах гостиничного типа. Его жадно поглощали попрошайки и бродяги, обитатели тюрем или работных домов, молодые и старые жители Лондона – дешевый напиток лился рекой, затапливая городское дно. Бесспорным фаворитом джин был среди женщин: они не жалели напитка, чтобы утихомирить детей, согреться в холода и подавить чувство голода. Джин помогал противостоять этому жестокому миру.

Последствия оказались катастрофическими. Дети исправно собирались в винной лавке и пили до тех пор, пока не могли сдвинуться с места. Мужчины и женщины умирали в сточных канавах после чересчур обильных возлияний. Некоторые пьяницы порой падали замертво. Шатавшиеся по улицам одурманенные люди встречались в любое время дня и ночи. На каждом шагу происходили драки, по неосторожности вспыхивали пожары. Иностранный наблюдатель Сесар Франсуа де Соссюр как-то заметил: «Таверны почти всегда забиты до отказа, мужчины, женщины, а порой даже дети пьют с такой охотой, что едва передвигают ноги после попоек». Так бедняки могли согреться и забыться по крайней мере на час или два.