Революция в стоп-кадрах

По крайней мере мы идем по расписанию.

* * *

У нас так мало информации для действий. Мы понятия не имеем, насколько далеко находимся от потолка: он постоянно разрушается над нами. Мы понятия не имеем, насколько близко подобрались к ядру: оно все разбухает под уменьшающимся весом рассыпающейся атмосферы. Мы знаем лишь одно: если сверху температура поднимается, мы опускаемся; если нарастает давление снизу, мы карабкаемся вверх. «Эриофора» подобна крупинке в животе рыбы, которая застряла посреди пустого океана, а дно и поверхность для нее – понятия чисто гипотетические. Единственный надежный ориентир – это мы сами. Шимп дает примерные оценки на основе гравитации и инерции, но даже они – всего лишь предположения из-за того, как червоточина искажает пространство-время вокруг. Мы растянуты по волне вероятности, ждем, когда откроется ящик и вселенная увидит наконец, мертвы мы или живы.

Хаким не сводит с меня глаз, стоя с другой стороны контура, его лицо мерцает в свете тысяч трансляций с камер.

– Что-то не так. Мы уже должны были выйти с другой стороны.

Он твердит это уже целый час.

– Вариативности не избежать, – напоминаю я ему. – Модель…

– Модель, – он выдавливает из себя горький смешок. – И она основана на зетабайтах информации, которые мы собрали, когда в прошлый раз решили пролететь через красный гигант. Модель – дерьмо полное. Магнитное поле раз икнет, и мы пойдем вниз, а не наружу.

– Но мы все еще здесь.

– В этом и проблема.

– И у нас по-прежнему темно.

Атмосфера достаточно густая, она держит на расстоянии обжигающее нутро Сурта.

– Ну да, темнее всего перед рассветом, – мрачно заявляет Хаким и указывает на пятно инфракрасного света над нами, чья яркость только усиливается.

Шимп не может объяснить, что это, хотя забивает кучу реальных данных в уравнения. Чтобы это ни было, оно не ушло с нашего вектора перемещения и становится жарче. Или ближе. Трудно сказать: в таких условиях чувства довольно туманны, и мы не собираемся высовывать голову над облаками ради вида получше.

В общем, Шимп говорит нам не беспокоиться. Говорит, что мы почти прошли.

* * *

Буря больше не замерзает при столкновении. Она плюется, шипит, потоки тут же превращаются в пар. Непрестанные молнии засвечивают небеса, оживляют гигантских, словно выпиленных по трафарету монстров из метана и ацетилена.

Так мог бы выглядеть божественный разум, если бы Господь страдал эпилепсией.

Иногда мы вмешиваемся, блокируем какой-нибудь господний синапс прямо посреди разряда: миллион вольт ударяет в корпус, очередное базальтовое пятно превращается в шлак или «Эри» слепнет еще на один глаз. Я уже сбился со счета, сколько камер, антенн и радарных тарелок мы потеряли. Добавляю еще одну, когда очередная фасетка вспыхивает и меркнет на краю коллажа.

А вот Хаким настораживается:

– Прокрути снова, – говорит он Шимпу. – Эту запись. До того, как камеру поджарило.

Последние секунды последней жертвы: испещренная кратерами шкура «Эри», кое-где торчат наполовину утопленные в ней машины. Молния вспыхивает слева, пронзает пластину радиатора где-то на полпути до бугристого горизонта. Вспышка. Банальная и чересчур знакомая фраза:

НЕТ СИГНАЛА.

– Заново, – говорит Хаким. – Попадание на среднем расстоянии. Поставь на паузу.

Три разряда, их застукали прямо во время преступления – и Хаким к чему-то клонит, теперь я вижу. Что-то в них есть необычное, что-то не такое… случайное… по сравнению с фрактальными бифуркациями отдаленных молний. Они к тому же другого цвета, синеватого оттенка, и размером поменьше. Вдали стрелы массивные. А эти, выгибающиеся дугой на поверхности астероида, не толще моей руки.

Они собираются у яркой массы, которая практически не попадает в камеру.

– Похоже на какой-то статический разряд, – предполагаю я.

– Да ну? И какой же?

Я не замечаю ничего подобного в окружающей мозаике, но в переборках мостика огромное число окон, и у нас по-прежнему тысячи камер на поверхности. Даже мой линк не может выдержать столько сигналов одновременно.

– Шимп, есть еще что-то подобное на поверхности?

– Да, – отвечает Шимп и выводит на дисплей картинку высокого качества.

Яркие решетки роятся над камнем и сталью. Боевые порядки шаровых молний маршируют на иззубренных ходулях электричества. Какая-то плоская мерцающая плазма скользит по шкуре «Эри», словно скат.

– Сука, – шипит Хаким. – А они откуда взялись?

Наш составной глаз теряет еще одну грань.

– Они?

Это вполне могут быть необычные электрические дуги из-за сплавов.

– Да они же слепят нас. Ну твою же мать, блядь, то есть попасть в ловушку внутри звезды – это недостаточно, вот вам еще враждебные пришельцы в нагрузку!

Мои глаза находят датчик на потолке:

– Шимп, что это за штуки?

– Я не знаю. Они могут быть чем-то вроде огней святого Эльма или стабильной плазмой. Я не могу сбросить со счетов и мазерный эффект, но не распознаю какого-то значительного микроволнового излучения.

Вырубается еще одна камера.

– Жуки из молний, – Хаким начинает истерически хихикать.

– А они живые? – спрашиваю я.