Резьба по живому

Из-за пробок Франко добирается до Горги больше часа. А затем с удивлением стучит в дверь квартиры на третьем этаже неподалеку от Горги-роуд – на этой же улице, буквально в соседнем подъезде, убили Шона. Застращать Фэллона оказалось просто. Франко сразу все понял, как только увидел этого борова со слезящимися глазками. Но он не уверен, что его тактика принесет такие же впечатляющие результаты с Арби, кем бы тот ни был.

Франко громко стучит во второй раз, и дверь открывает седой бородатый мужик. Судя по жилковатой коже цвета баланды, он сиделец со стажем. Франко не припоминает имя и лицо, но Арби вроде как его знает.

– Угу?

– Привет, Арби.

– Я тебя знаю? – Арби корчит рожу в угрожающей ухмылке.

Лицо самого Франко остается непроницаемым.

– Знаешь, кто твоя родня?

– Угу… – нерешительно говорит Арби.

Разыгрывается сценарий, до боли знакомый Фрэнку Бегби. Его всегда привлекал этот тип доминирования: он чувствует, как черпает силу и уверенность у крутых менов. В глубине души что-то радостно вспыхивает. Главное – не поддаваться этим эмоциям. Не повышать голос. Психотерапевты учили не избавляться от такого образа мыслей (Франко многих из них заставил поверить, что на это способен), а просто канализировать его. «Раз… два… три…» Фрэнк равномерно вдыхает через нос.

– Знаешь, кто твои верные кореша?

– Угу… типа…

– Тогда ты в курсах, что я не один из них, и если ты знаешь меня, то кентоваться мы не будем, – говорит Франко, наблюдая, как неприязнь у мужика сходит на нет. – Мне надо знать за Шона Бегби.

Арби смотрит через его плечо на лестницу.

– Тада лучше зайди.

Если Фрэнка Бегби не охватывала слепая ярость, займал он обычно туркал. Дело не в том, что он был каким-то там мстителем и Робин Гудом. Вообще-то он презирал сраных соплежуев, которые не могли за себя постоять, еще больше, чем самих обидчиков. Он вспоминает случай, когда отмутузил одного нагибатора, а терпила обрадовался, поверив, будто Бегби полез в драку ради него или какого-то абстрактного идеала справедливости. Тогда Бегби выписал этому додику подсрачник, чтоб дошло: беспредел он устроил чисто ради собственного удовольствия. Ему больше нравилось зверски избивать мучителей, потому что на них это сильнее действовало. В его глазах шибздик и так был деморализован страхом, поэтому месить его было не в кайф. Но наблюдать, как испаряются самоуверенность и власть задиры, быть очевидцем этой перемены – вот что доставляло.

То же самое сейчас с Арби.

Агнес Дункан играет в козыри с Ритой Райли и Мэри Хендерсон. Ей сдали приличную карту, но она ее сбрасывает, потому что ей обрыдло это занятие. Долгая игра в карты рано или поздно надоедает. Агнес лучше вернется к вязанью. Она уверена, что оставляла шесть спиц, но их почему-то всего пять. На старости лет память вечно устраивает тебе досадные розыгрыши.

21 Старый подельник

Франко провел плодотворную беседу с Арби, после чего отправился в боксерский клуб. Он проделал серию выпадов, приседов, упоров присев и отжиманий – джентльменский набор со времен отсидки, – потом выполнил несколько изматывающих упражнений с медболом, понимая, что завтра это почувствует. Затем Фрэнк залез на ринг и провел три раунда на «лапах» с Микки. А после этого еще шесть раундов мутузил груши – вплоть до катарсиса.

Ребята сказали, что его кто-то искал. Кто-то – это Антон Миллер. Значит, нужно сделать так, чтобы тот его нашел. Франко уже достаточно наслушался о Миллере, стволах, стрельбе из проезжающих машин и считает, что, если бы молодой бандюк так уж хотел его убить, вероятно, он, Франко, уже воссоединился бы со своим первенцем. Пора уже наконец познакомиться с Антоном.

Фрэнк заходит в наливайку в Кэнонмиллзе, хорошо известную определенной тусе, но обычно избегаемую широкой публикой. Это минималистичный паб, спрятанный в мощеном переулке, куда много лет заглядывали несколько поколений эдинбургских урок. Недавно был обед, и в заведении пусто, если не считать двух пожилых мужиков, играющих в домино на мелочь, и барменши слегка за двадцать. Она приносит ему газировку с лаймом, отказываясь брать деньги, но он все равно оставляет на стойке фунт.

По телику показывают вкрадчивого, понтовитого спеца по связям с общественностью, которого переизбрали на новый срок. Он примирительно говорит о единой нации, тем временем планируя масштабные сокращения госуслуг для бедноты, отмену Закона о правах человека и возвращение охоты на лис для богачей. Люди отнеслись к власти уважительно. Нужно было просто издавать правильные звуки.

Фрэнк кивает старичкам. У них непроницаемые, подчеркнуто безучастные, матерые лица отставных зэков, и он стопроцентно одного из них знает, но узнаёт лишь глаза на непримечательной старческой физиономии. Франко подмигивает им, поднимая большие пальцы, и они отвечают тем же.