Читаем Режиссура для дочки полностью

Часто приходится действовать в локациях, которые невозможно изменить. Я как-то снимал в помещении, окрашенном в дикие зелено-малиновые тона. И пришлось на ходу решать проблему приведения пространства, персонажей, предметов к единому более-менее гармоничному виду. Решили достаточно просто – добавили черных деталей в интерьеры, использовали зеленые стулья от IKEA, надели на одного из героев дикий ярко-малиновый галстук. В остальном, в одежде и предметах использовали неброские тона, близкие к серому. И все стало на свои места. Зловещее место стало еще более дьявольским, жертва стала еще более беззащитной.


И еще – не забывай о коммуникациях! Я имею в виду коридоры, лестницы, вентиляционные люки, дворы, закоулки внутренних пространств – церквей, например, как в «Ностальгии» Тарковского. Ты ведь знаешь, чем меньше пространство, тем более напряженным, насыщенным видится действие. Этим хорошо пользуются в экшн-фильмах, но это работает и в авторском, интимном кино. Для своего дипломного фильма «Антиромантика» мы выбрали самую маленькую комнату в общежитии, из-за чего отношения парня и проститутки стали намного более отчетливыми, каждый жест, взгляд стали значимыми, каждый предмет приобрел большой смысл. И там существовали миникоммуникации, когда герои перемещались из комнаты в туалет и обратно, а в финале герой выходит на открытый балкон, впуская морозный зимний воздух в этот довольно гнетущий фильм. В «Крепком орешке» герой Брюса Уиллиса совершает чудеса храбрости, путешествую по этажам, лестницам, пролетам лифтов и вентиляционным трубам. И загоняя его в тесные, практически безвыходные коммуникационные сооружения, авторы создавали невероятное ежесекундное чувство сопереживания герою.


Кстати, об этом слове – пространство. Обычно, говоря о предметах и предметном мире, используют понятие пространства. Мне же оно кажется размытым, вмещающем в себя часто взаимоисключающие вещи. Например, такую штуку как атмосфера, эфемерная вещь, часто служащая камуфляжом для объяснения своих киновидений, и мало что значащая. Взамен понятия «атмосфера» я предлагаю использовать слово «поэзия». Поэзия – это ощущение прекрасного, которое ты создаешь в кадре для зрителя. И поэзия – это также те предметы, которыми ты наполняешь кадр. Предметы – это очень конкретно, и раз мы говорим о предметном мире, как продолжении одежды героя, то нужно говорить о каждом предмете в кадре, как детали этой одежды. Лишнего здесь не должно быть. И стиль, «гармоничность» этой одежды мы можем регулировать таким инструментом как


Кадр. Тут вступает в силу такой навык как «культура кадра». Кадрируя, ты как бы включаешь в эту «одежду» новые детали или отрезаешь лишние, двигая зрителя в нужном для тебя направлении. Культура кадра – это больше интуитивное качество режиссера, зависящее прежде всего от наличия таланта. Можно долго говорить о таких технических особенностях кадра, как симметрия, золотая середина или две трети, голландский угол и так далее. Но я здесь распространяться об этом не буду: Погугли. Звучит издевательски, но на самом деле культура кадра – это степень твоего таланта плюс степень твоей «насмотренности» фильмов – больше ничего. Да, это еще и твой


Стиль, который имеет прямое отношение к культуре кадра. Стиль – это на самом деле визуальный показатель твоей личности, ее глубины, ее уникальности, твоей души, мировоззрения в философском смысле.

Культура кадра и стиль – это твое магистральное направление в кино, по которому ты будешь двигаться всю свою карьеру, несмотря на те эксперименты, которые себе потом можешь позволить.


Вот, кажется, намешал тут – предметы, одежда, культура кадра, стиль… просто все, о чем я здесь говорю, это неделимо, повторяю еще – персонаж, предметы, свет, время – в кино это неразделимо, «пишется слитно», как говорится, поэтому такая каша в моей писанине неизбежна.


У кого можно поучиться культуре кадра? Думаю, у любого режиссера. Или ни у кого. Возможно, нужно изучать пластами – временными, региональными. Американское кино 30-х – 50-х, так называемый Нуар. Новая французская волна. Просто все французское кино. Азиатское кино, особенно, Японию – она очень сильна во всех эпохах.


Что еще можно сказать о предметах? Иногда предмета в кадре нет, но он играет важную роль в сцене. В «Коротких встречах» Муратовой, в сцене ссоры Высоцкий в течение всего этого тяжелого разговора искал свои часы. И в итоге, на самом пике ссоры он находит часы под рукавом на запястье своей руки. Они все время были в кадре, но мы их не видели до нужного момента.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Публичное одиночество
Публичное одиночество

Что думает о любви и жизни главный режиссер страны? Как относится мэтр кинематографа к власти и демократии? Обижается ли, когда его называют барином? И почему всемирная слава всегда приводит к глобальному одиночеству?..Все, что делает Никита Михалков, вызывает самый пристальный интерес публики. О его творчестве спорят, им восхищаются, ему подражают… Однако, как почти каждого большого художника, его не всегда понимают и принимают современники.Не случайно свою книгу Никита Сергеевич назвал «Публичное одиночество» и поделился в ней своими размышлениями о самых разных творческих, культурных и жизненных вопросах: о вере, власти, женщинах, ксенофобии, монархии, великих актерах и многом-многом другом…«Это не воспоминания, написанные годы спустя, которых так много сегодня и в которых любые прошлые события и лица могут быть освещены и представлены в «нужном свете». Это документированная хроника того, что было мною сказано ранее, и того, что я говорю сейчас.Это жестокий эксперимент, но я иду на него сознательно. Что сказано – сказано, что сделано – сделано».По «гамбургскому счету» подошел к своей книге автор. Ну а что из этого получилось – судить вам, дорогие читатели!

Никита Сергеевич Михалков

Кино
Конфликт «внутреннего» и «внешнего» человека в киноискусстве
Конфликт «внутреннего» и «внешнего» человека в киноискусстве

В книге формулируется одна из архетипических тем киноискусства, являющаяся своеобразным кодом доступа в мир идей авторов художественного фильма. Обратившись к конфликту «внутреннего» и «внешнего» человека как теме не только игрового, но и документального, а также анимационного фильма, автор приподнимает завесу над драматургическим замыслом ряда вершинных достижений киноискусства ХХ века. Рассматриваются антропологические концепции экзистенциально ориентированных зарубежных мыслителей ХХ столетия, однако, взгляд на мировое кино, неотъемлемой частью которого является отечественный кинематограф, брошен преимущественно с высоты русской религиозной мысли, из недр «метафизики сердца», одного из важнейших, если не определяющих направлений отечественной философии. Книга предназначена для искусствоведов, историков кино, культурологов, философов, и всех тех, кто интересуется судьбами художественной культуры.

Роман Максович Перельштейн

Кино / Прочее / Изобразительное искусство, фотография