Резидент галактики

Но тягаться с патриархом сочли глупым. Кто его знает, сколько у него миллиардов? Журналисты в местных окрестностях не появляются. И журналисты из «Форбса» в особенности. И даже Низамов с деланным спокойствием выслушал традиционное «раз-два-три-продано!», сопровождавшееся ударом импровизированного гонга.

Низамов взглянул на Лалу, и рот его скривился в брезгливой ухмылке. Рано или поздно их затянувшийся роман надо было кончать. И взгляд Лалы, твердый и уверенный, казалось вопрошал: «Ну, добился своего, Бобик? Хотел ты узнать, какая мне цена? Унизить меня хотел? Глупец! Ты же сам унизишься этим…»

Неведомо, чем окончился бы этот поединок взглядов, если бы старичок не извлек из внутреннего кармана своего кримпленового пиджака чековую книжку, аккуратно заполнил чек, подсунул его под светильник, стоявший на столе и, кряхтя, поднялся со стула.

– Пошли, что ли, доченька?

Лала поднялась, аккуратно выдернула чек и вложила его за вырез лифа. Сальные, брезгливые взгляды жгли ее, точно угли.

– Э-э-х! Мелко плаваешь, Бобик! – произнесла она со смешком и взяла под руку старичка. – Пойдем, дедушка, баиньки, ты мне сказочку расскажешь…

Поднявшись с камина, она деланной небрежностью бросила в него чек.

– Ты что делаешь? – завопил Низамов, бросившись к решетке.

– Не твое дело! – закричала Лала. – Хорошо я делаю! Мои бабки, на что хочу, на то их и бросаю! Пускай горят вместе с тобой, джахан-намэ!

Легкой танцующей походкой она направилась в «номер», за ней поспешил Мирза-ага, который, наверное, один из присутствующих понял и оценил ее жест и в восхищении повторял про себя: «Ай, какая!.. Ай, что за девка! Миллиарда для такой не жалко!..»

Подойдя к просторной кровати с балдахином и помпезными завитушками, Лала скинула платье, забралась на постель и сцепила руки на коленях.

«Скорей бы все кончилось!.. – шептала она про себя. – Скорей бы!.. А потом… А все равно. Рядом море. Отойти подальше от берега и поплыть, поплыть, на глубину… И лежать на дне. И чтобы солнце было сверху. И все вокруг будет казаться таким зеленым-зеленым. И наступит тишина…»

Шорох и нервные проклятья отвлекли ее от тягостных дум. Бойкий старичок все суетился, стараясь расстегнуть пиджак.

– Скоро ты там? – резко бросила Лала.

– Сейчас!.. эта дурацкая пуговица… – жалостливо воскликнул Мирза-ага. – Помоги расстегнуть, милая.

– Вот еще! – фыркнула Лала. – Сам справишься!

Однако и пиджак, и брюки оказались будто приклеенными.

* * *

С уходом Лалы в зале наступило уныние. Предложение Гришки посмотреть «девочек из гаража» не вызвало восторга. «Рыбник» втихомолку сетовал на нововведения, из-за которых доходы «его» завода показались слишком низкими его же рабочим. Они заявляли, что выгоднее продавать государству всю продукцию, а не воровать. Да и браконьеры опасались выходить в море так нагло, как раньше.

– Жалко девочку, – вздохнул хлебник, дружески хлопнув по плечу Низамова. – С какой развалиной ты ее свел, Исик, – аж с души воротит.

– За такие деньги эта малютка хоть под трамвай ляжет! – бросил Низамов. – Ну, что раскисли, ребятки, может, покернем?

Он старался казаться веселым и невозмутимым, но в душе его кипела досада. Он ругал себя за то, что так легко, а главное, задаром отпустил Лалу, за то, что вообще привез ее сюда, хоть, право же, куда-то ее вывозить было надо. В театры он не ходил, к тому же там могли встретиться знакомые. В ресторан ему вход был заказан, загородные кабачки и притоны унижали его достоинство; а девушка, сидя в одиночестве в двухкомнатной золотой клетке, капризничала и требовала развлечений. Лишь сейчас он осознал, что нынешний аукцион означал окончательный разрыв между ними. Где-то в глубине души жила надежда на то, что он ей все же небезразличен. Да и куда она пойдет без него?.. Но он быстро отогнал от себя дурные мысли. И сказал себе, что к девке этой надо относиться как к вещи, красивой, приятной, хоть немного дорогой, служащей для услады настоящих мужчин, к числу каковых директор Низамов себя, безусловно, причислял.

Предложение сыграть в карты вызвало всеобщее оживление. Гришка моментально подсел поближе и извлек из кармана колоду швейцарских карт, на которых разбитные девицы умудрялись спариваться с любыми представителями животного мира, кроме человека.

– А ну, спрячь свое распаскудие! – распорядился Низамов. – Играть будем нормальными картами. Мальчик, колоду! И сам раздавай, я этому прохвосту не доверяю.

– Обижаешь, начальник! – заулыбался Гришка.

– На все шестерки? – деловито осведомился рыбник, потирая руки.

– На два джокера, красный с черным, – сказал Низамов. – И давайте уговоримся: тэ-тэ больше двадцати двух, а две шестерки – тэ-тэ с половиной.

– Это еще зачем? – удивился Гришка. – Всегда тузы больше считались.

– Перебьешься! – отрезал Низамов. – Итак, у тебя шесть тузов в рукаве.

Он немного ошибся. Тузов у Гришки было не шесть, а три, и не в рукаве, а в колоде, заранее уже должным образом стасованной. И сдавал ее юный Алик, которого по поручению Гришки натаскивал сам Шалва Гоговеридзе, лучший шулер Закавказья, теперь уже в отставке.

– Ход – сотня!