У новой семьи Спеков все и дальше шло бы своим чередом, если бы он только мог держать внутренние конфликты под контролем.
Однажды вечером, вернувшись с работы, он обнаружил, что Ширли уже легла спать без него. Он съел остывшие остатки семейного ужина за кухонным столом в угрюмом молчании, а затем удалился в спальню. Ширли спала в их постели, у нее уже начали проявляться первые признаки беременности. Казалось, прямо у него на глазах ее тело преображалось: из красивой стройной девственницы, о которой он всегда мечтал, она превратилась в очередную раздутую жирную шлюху. К своему отвращению, он обнаружил, что возбуждается при взгляде на нее, при виде новых изгибов и припухлостей, которые, как он знал, были признаком ее испорченности и порочности. Он разделся и забрался на нее сверху, и только внезапный сокрушительный вес его тела на ней наконец заставил Ширли пошевелиться.
– Не сегодня, милый.
Она никогда раньше не говорила ему «нет». Никогда. Этого хватило, чтобы подтолкнуть его к краю пропасти. Он прижал ее к кровати за запястья и протиснулся между ее бедер. Она попыталась вырваться, крича: «Ребенок!»
Она глубоко ошибалась, полагая, что ребенок защитит ее от его ярости. Она относилась к нему как к талисману невинности, но для Ричарда ее растущий живот был просто доказательством того, что она шлюха. Грязная шлюха, которая занималась сексом, забеременела и вцепилась в него, как клещ, с каждым днем становясь все больше и больше, по мере того как он чувствовал, что все его силы уходят. Теперь эта шлюха говорила ему «нет». Отказала ему в единственном, на что годятся шлюхи, сказала, что он не может этого получить? К черту все это! Он бил ее снова и снова, еще долго после того, как она перестала сопротивляться и раздвинула ноги, и он проник внутрь, отсчитывая каждый толчок.
Когда все закончилось, она лежала, потрясенная и оцепеневшая, пока он не перекатил ее на другую сторону кровати и не заснул, как будто ничего не произошло. На следующее утро, после того как она всю ночь пролежала без сна, содрогаясь от боли и отвращения, он вел себя так, словно ничего не случилось. По его мнению, ничего такого и не произошло. Все в мире было так, как и должно быть.
С того дня она часто сопротивлялась ему, отказываясь от его ласк и делая все возможное, чтобы остаться в компании остальных членов семьи и помешать его попыткам затащить ее в постель.
Он всегда знал, что его похоть – это яд, из-за которого отношения с женой начали портиться.
Вся нежность, которую он испытывал к Ширли, увяла перед лицом ее отказа выполнять его ночные требования, и чем больше она ему отказывала, тем чаще он избивал ее и насиловал. Возможно, он испытывал к ней сложные чувства, но чувства Ширли не могли быть проще – она ненавидела его. Он превратился из мужчины, которого она любила, в тюремщика и мучителя, и если бы девушка могла уйти сразу же, она бы это сделала, но ей некуда было идти. Семья не приняла бы ее обратно. У нее не было собственных денег. Ее единственной опорой в мире были Мэри и Кэролин, и они были связаны с Ричардом финансово так же прочно, как и она сама.
Эта связь начала ослабевать в следующие месяцы, поскольку его зарплата стала сокращаться. Он перестал брать дополнительные смены. В какие-то дни он опаздывал на работу, а в некоторые не приходил вообще. Его репутация на заводе резко испортилась, но он не мог заставить себя исправиться. Вместе с возвращением его вспыльчивости и страданий вновь появились головные боли, более регулярные и жестокие, чем когда-либо прежде. Он начал пить ежедневно, чтобы попытаться обуздать худшие из своих страданий. И чем больше он пил, тем жестче становился по отношению к молодой жене. Когда выпивка не действовала, он обращался к таблеткам, а когда и они перестали помогать, начал смешивать их, отчаянно ища хоть какого-то облегчения от постоянно преследовавшего смятения. Он все реже и реже появлялся на работе, все реже и реже возвращался домой. В некотором смысле это стало облегчением для остальных членов семьи, но финансовые трудности для мужа Кэролин оказались невыносимы. Он не мог позволить себе содержать двух женщин, тещу и самого себя. Они снова оказались на грани нищеты.
Ричард привык отсыпаться после своих запоев в строящихся домах, и если ему и приходило в голову, что его брак разваливается в том же месте, где он был случайно скреплен, он никогда об этом не говорил.