Читаем Рябиновая ночь полностью

— А ты не торопишься похоронить его?

— Сколько у нас уже было этих прожектеров?

— Ладно, поживем — увидим. Что у тебя с автомашинами случилось?

— У одной движок застучал. У другой полетела коробка передач.

— Ну, а что ты думаешь делать?

— Коробка передач есть в «Сельхозтехнике». А мотор надо везти на завод в Читу.

— У тебя еще пять автомашин стоит. Сев подойдет, что делать будем?

— Некоторые успеем отремонтировать.

— Смотри. На ремонт комбайнов сейчас нажимай. Чтобы люди во время сенокоса свободные были.

После ужина Иван Иванович пошел на свою холостяцкую квартиру, но нечаянно очутился у дома Огневых. В комнате Анны горел свет, он падал на ель, стоящую под окном, и от этого ветки отливали голубоватой зеленью. В это время штора на окне пошевелилась, показалась Анна. Она была в домашнем халате. Анна что-то взяла с подоконника и исчезла.

Иван Иванович остановился и закурил. Дорого бы он сейчас отдал, чтобы очутиться в этой комнате. Вся деревня знала, что Анна ушла от него из-за Алексея. Но самое страшное было не в этом. Иван Иванович подозревал, что Анна тайно встречалась с Алексеем и обманывала его. Хотя он давно уже не жил с Анной, но его до сих пор терзала ревность.

Выйди Анна за кого-нибудь замуж, быть может, этим мукам пришел бы конец. Ни ему, ни Алексею не досталась. Но Анна ждала Алексея, и он приехал. Иван Иванович представлял, как они вновь будут встречаться, и у него зеленело в глазах.

Точно из-под земли перед Иваном Ивановичем появилась Ефросинья Бугоркова, закутанная в шаль.

— Здравствуйте, Иван Иванович, — пропела она.

— Здорово, — недовольно буркнул Иван Иванович.

— Присматриваешь?

— Чего-чего?

— Говорю, присматриваешь. — Ефросинья кивнула на окно Анны.

— А тебе, старой ведьме, до всего дело. Проваливай отсюда.

— А ты что взбесился-то.

Иван Иванович смял папиросу, швырнул ее под ноги Ефросиньи и большими шагами пошел прочь.

Глава 5

Дом механизатора построили всего несколько лет назад.

Невысокое белое здание с большими окнами. В нем лекционный зал, учебные кабинеты по механизации и агротехнике. Сегодня после работы все механизаторы собрались в лекционном зале. Алексей прошел к столу, окинул взглядом трактористов и комбайнеров. С детства он знал почти всех. Он поискал глазами Анну. Она сидела в дальнем углу и о чем-то шепталась с Даримой. Заметила, что Алексей смотрит на нее, примолкла и потупилась.

На третьем ряду из всех выделялся Ананий Трухин. Его голова с пышной шевелюрой была посажена на крутые сильные плечи. Большие руки в спокойной уверенности лежали на коленях. Карие глаза на все смотрели чуточку насмешливо, как будто Ананий не признавал всерьез этот беспокойный мир. Рядом с ним сидели звеньевой второго звена Михаил Комогорцев и звеньевой первого звена Игнат Стрельцов.

— Я и не подозревал, что нас так много, — чуть волнуясь, заговорил Алексей. — И все как на подбор, хоть в гвардию бери. Да с таким народом можно земной шарик в обратную сторону крутнуть.

— Алексей Петрович, а случаем, пупок не развяжется? — поглаживая широкой мозолистой рукой густые усы пробасил Игнат.

По залу шаловливо пробежал смешок.

— Что это вы, Игнат Романович, уж очень о своем здоровье печетесь? — принял шутку Алексей. — Случайно, не надорвались ли где?

— Да как ему не печалиться о своем здоровье, — крутнул рыжей головой Пронька. — Игнат седьмую дочь заказал. От такого усердия пуп хоть проволокой затяни, все равно не выдюжит, развяжется.

По залу глухо ворохнулся смех.

— У тебя, Пронька, и на грешное-то дело пороху не хватает, — Игнат намекнул на то, что Пронька бездетный. — Ты бы хоть нанял кого, что ли.

— Попроси Анания, он по дружбе недорого возьмет, — усмехнулся Михаил Комогорцев.

Пронька растерянно заерзал на стуле, Ананий добродушно посмеивался, мол, выпросил. Зал дружно гоготал. Алексей выждал, когда веселье уляжется, и заговорил:

— На смех-то мы горазды. А вот про дела этого не скажешь. Игнат Романович, в прошлом году какой урожай ваше звено получило?

В зале установилась тишина.

— На круг по семь было.

— Не густо, — продолжал Алексей. — Если вычесть семена, то из круга-то колечко получится. Все как в анекдоте. Посадил цыган весной два мешка картошки, лето прогарцевал на коне, а осенью накопал всего один мешок. Ходит по деляне, царапает затылок и гадает, куда второй мешок картошки девался? Выходит, мы от этого цыгана недалеко ушли.

— На песочке да на камнях не больно-то развернешься.

— А почему на целинных землях брали по двадцать — тридцать пять центнеров зерна с гектара?

— Тоже сравнил, — донесся голос из задних рядов.

— Да, сравнил, — сухо бросил Алексей. — Поля-то те же самые. Или лукавый крадет зерно? Михаил Осипович, — обратился Алексей к Комогорцеву, — когда вы последний раз на свои поля вносили удобрения?

— Что-то не помню.

— Так за что же ругать землю? Выходит, какие сами, такие и сани. Вы не обижайтесь, но мы грабители, а не хлеборобы: выкачаем из земли все питательные вещества, а вот пополнить их забываем. А потом то засуху делаем козлом отпущения, то землю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза