Вы посмотрите на овцеводов. Они после войны вывели новую породу овец, тонкорунную забайкальскую. Если раньше грубошерстная овца давала шерсти полтора килограмма, то теперь они настригают по пять — семь килограммов. Вот как люди шагнули.
А что мы с вами сделали? Нам рабочие дали отличную технику, а мы им по пуду зерна с гектара выращиваем. Вы никогда не задумывались над тем, как рабочие посмотрят, посмотрят, да и дадут нам под зад коленом.
Зал загудел.
— Пусть рабочие поковыряются в нашей земле, а мы посмотрим.
Сдвинул брови Алексей.
— Рабочие уже не раз становились за плуг, когда нам было туго. И как они умеют на земле хозяйничать, вы это лучше меня знаете. Я сегодня с главным зоотехником разговаривал, Цыдыпом Доржиевичем. Так он предлагает землю отдать женщинам.
— Это почему же? — возмутился Комогорцев.
— Они меньше твоего курят, — съязвил Игнат.
— Почему, спрашиваете? — продолжал Алексей. — Да потому, что женщины во время войны на быках пахали, а урожай выше нашего получали. А на современной технике они чудеса творить будут.
— А куда же мы деваемся? — простодушно спросил Пронька.
— Не умеешь землю пахать — роди ребятишек, — вставил Ананий.
Зал оживился.
— Зря смеетесь, — тряхнул головой Алексей. — Мы с вами по золоту ходим и лень нам его поднять. Навозу всюду скопились горы. Возле полей Комогорцева пять кошар. Навоз на пашни можно лопатой бросать. А он сеет зерно в песочек. Это же, товарищи, преступление.
Комогорцев наклонился и что-то шепнул Ананию.
— Михаил Осипович со мной не согласен? — спросил Алексей.
— Нет, я ничего, — смущенно потупился Комогорцев.
— Так вот, товарищи, будем с вами считать, что посеянное зерно в неудобренную землю, — это выброшенное зерно. И такого звеньевого будем наказывать.
— Где мы возьмем столько перегноя? — развел руками Игнат.
— Опять за рыбу деньги. Да вы вывезите тот, который у нас есть. Вы, Игнат Романович, как та хозяйка, которая сегодня не варит кашу только потому, что нет мяса, чтобы завтра сварить суп.
На эти слова зал отозвался веселым смехом.
— А начнем мы свои хлебные дела с учебы, — продолжал Алексей. — Технику вы знаете хорошо, а вот с агрономией живете не в ладу. Учебу начнем с понедельника. Занятия будут проводить заведующая семенной лабораторией, Нина Васильевна и я. Три раза в неделю. Обзавестись всем учебниками. Экзамены буду принимать сам. Кто не сдаст, того в поле не пущу.
— А вдруг память забарахлит, тогда как? — спросил Комогорцев.
— Берите топор — и на стройку. Мне нужны хлеборобы, а не погонщики тракторов. Учет посещаемости будут вести звеньевые. Завтра мы их утвердим.
— Алексей Петрович, тут, паря, такое щекотливое дело, — мялся Ананий. — Вы сами знаете, не у каждого жена Марья — кому бог даст. А мне он дал сущего дьявола с рогами. Ни за что не поверит, что я вечерами в науку ударился. Как-то раз в самые морозы зашел к куму на огонек. Дело-то мужское, разговорились, по маленькой пропустили. Так моя разлюбезная месяц на постель не пускала, под порогом спал.
— А кума-то твоего, случаем, не Дарьей звать? — усмехнулся Игнат.
Все оживились.
— Наговоры это, Игнат Романович, — махнул рукой Ананий. — Мне бы, Алексей Петрович, какой-нибудь плюгавенький документик.
— Тебе индюшка в розовом платочке не нужна? — ввернул кто-то сзади.
Алексей смотрел на смеющихся механизаторов и радовался, неисправимые. А где же Князь Гантимуров? Он поискал глазами по рядам. Федор сидел у окна, чуть откинувшись на спинку кресла. Кожаная куртка нараспашку. На белой рубашке яркий галстук.
— Товарищи, мы хотим создать отряд плодородия почв, — Алексей выждал немного, пока успокоится зал, и продолжал: — Вот я и решил посоветоваться с вами, кого назначить начальником отряда. Есть предложение поручить это серьезное дело Федору Степановичу Гантимурову. Человек он грамотный, бывалый.
— Правильно.
— Дельный парень.
— Есть вопрос, Алексей Петрович, — поднял руку Федор.
— Давай.
— Я против назначения в начальники ничего не имею. Но вы мне растолкуйте, что такое начальник плодородия почв и с чем его едят?
— Это вроде колдуна, будешь над полями заклинания шептать, — вместо Алексея ответил Ананий.
— Я серьезно спрашиваю.
— Это будет отряд по вывозке удобрений, — объяснил Алексей.
— Я протестую, — Федор рубанул воздух рукой. Красив он был в эту минуту: высокий, подтянутый, от каждого движения веяло силой, удалью. Все смотрели на Федора. — Алексей Петрович, это же живая насмешка над человеком, — возмущался Федор, а у самого в глазах играли озорные чертики. — Моряк, старшина первой статьи, который под водой проплыл три океана и пять морей. Со мной сам адмирал за руку здоровался. И меня, старого морского волка, направляете, как жука, рыться в навозе. Да это же позор всему морскому флоту. И это еще не все. Вы забыли, что я последний потомок князя Гантимурова. В моих жилах течет голубая кровь. И я требую уважения к себе.
— Князь, не запачкай галстук в навозе! — выкрикнул кто-то.
— Опрятность еще никогда не вредила человечеству, — с достоинством ответил Федор. — Так что извините, Алексей Петрович, на посмешище человечеству я себя не отдам.