Читаем Рябиновая ночь полностью

Вы посмотрите на овцеводов. Они после войны вывели новую породу овец, тонкорунную забайкальскую. Если раньше грубошерстная овца давала шерсти полтора килограмма, то теперь они настригают по пять — семь килограммов. Вот как люди шагнули.

А что мы с вами сделали? Нам рабочие дали отличную технику, а мы им по пуду зерна с гектара выращиваем. Вы никогда не задумывались над тем, как рабочие посмотрят, посмотрят, да и дадут нам под зад коленом.

Зал загудел.

— Пусть рабочие поковыряются в нашей земле, а мы посмотрим.

Сдвинул брови Алексей.

— Рабочие уже не раз становились за плуг, когда нам было туго. И как они умеют на земле хозяйничать, вы это лучше меня знаете. Я сегодня с главным зоотехником разговаривал, Цыдыпом Доржиевичем. Так он предлагает землю отдать женщинам.

— Это почему же? — возмутился Комогорцев.

— Они меньше твоего курят, — съязвил Игнат.

— Почему, спрашиваете? — продолжал Алексей. — Да потому, что женщины во время войны на быках пахали, а урожай выше нашего получали. А на современной технике они чудеса творить будут.

— А куда же мы деваемся? — простодушно спросил Пронька.

— Не умеешь землю пахать — роди ребятишек, — вставил Ананий.

Зал оживился.

— Зря смеетесь, — тряхнул головой Алексей. — Мы с вами по золоту ходим и лень нам его поднять. Навозу всюду скопились горы. Возле полей Комогорцева пять кошар. Навоз на пашни можно лопатой бросать. А он сеет зерно в песочек. Это же, товарищи, преступление.

Комогорцев наклонился и что-то шепнул Ананию.

— Михаил Осипович со мной не согласен? — спросил Алексей.

— Нет, я ничего, — смущенно потупился Комогорцев.

— Так вот, товарищи, будем с вами считать, что посеянное зерно в неудобренную землю, — это выброшенное зерно. И такого звеньевого будем наказывать.

— Где мы возьмем столько перегноя? — развел руками Игнат.

— Опять за рыбу деньги. Да вы вывезите тот, который у нас есть. Вы, Игнат Романович, как та хозяйка, которая сегодня не варит кашу только потому, что нет мяса, чтобы завтра сварить суп.

На эти слова зал отозвался веселым смехом.

— А начнем мы свои хлебные дела с учебы, — продолжал Алексей. — Технику вы знаете хорошо, а вот с агрономией живете не в ладу. Учебу начнем с понедельника. Занятия будут проводить заведующая семенной лабораторией, Нина Васильевна и я. Три раза в неделю. Обзавестись всем учебниками. Экзамены буду принимать сам. Кто не сдаст, того в поле не пущу.

— А вдруг память забарахлит, тогда как? — спросил Комогорцев.

— Берите топор — и на стройку. Мне нужны хлеборобы, а не погонщики тракторов. Учет посещаемости будут вести звеньевые. Завтра мы их утвердим.

— Алексей Петрович, тут, паря, такое щекотливое дело, — мялся Ананий. — Вы сами знаете, не у каждого жена Марья — кому бог даст. А мне он дал сущего дьявола с рогами. Ни за что не поверит, что я вечерами в науку ударился. Как-то раз в самые морозы зашел к куму на огонек. Дело-то мужское, разговорились, по маленькой пропустили. Так моя разлюбезная месяц на постель не пускала, под порогом спал.

— А кума-то твоего, случаем, не Дарьей звать? — усмехнулся Игнат.

Все оживились.

— Наговоры это, Игнат Романович, — махнул рукой Ананий. — Мне бы, Алексей Петрович, какой-нибудь плюгавенький документик.

— Тебе индюшка в розовом платочке не нужна? — ввернул кто-то сзади.

Алексей смотрел на смеющихся механизаторов и радовался, неисправимые. А где же Князь Гантимуров? Он поискал глазами по рядам. Федор сидел у окна, чуть откинувшись на спинку кресла. Кожаная куртка нараспашку. На белой рубашке яркий галстук.

— Товарищи, мы хотим создать отряд плодородия почв, — Алексей выждал немного, пока успокоится зал, и продолжал: — Вот я и решил посоветоваться с вами, кого назначить начальником отряда. Есть предложение поручить это серьезное дело Федору Степановичу Гантимурову. Человек он грамотный, бывалый.

— Правильно.

— Дельный парень.

— Есть вопрос, Алексей Петрович, — поднял руку Федор.

— Давай.

— Я против назначения в начальники ничего не имею. Но вы мне растолкуйте, что такое начальник плодородия почв и с чем его едят?

— Это вроде колдуна, будешь над полями заклинания шептать, — вместо Алексея ответил Ананий.

— Я серьезно спрашиваю.

— Это будет отряд по вывозке удобрений, — объяснил Алексей.

— Я протестую, — Федор рубанул воздух рукой. Красив он был в эту минуту: высокий, подтянутый, от каждого движения веяло силой, удалью. Все смотрели на Федора. — Алексей Петрович, это же живая насмешка над человеком, — возмущался Федор, а у самого в глазах играли озорные чертики. — Моряк, старшина первой статьи, который под водой проплыл три океана и пять морей. Со мной сам адмирал за руку здоровался. И меня, старого морского волка, направляете, как жука, рыться в навозе. Да это же позор всему морскому флоту. И это еще не все. Вы забыли, что я последний потомок князя Гантимурова. В моих жилах течет голубая кровь. И я требую уважения к себе.

— Князь, не запачкай галстук в навозе! — выкрикнул кто-то.

— Опрятность еще никогда не вредила человечеству, — с достоинством ответил Федор. — Так что извините, Алексей Петрович, на посмешище человечеству я себя не отдам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза