Читаем Рябиновая ночь полностью

— У вас все, Федор Степанович? — с улыбкой спросил Алексей.

— Все, — кивнул Федор и сел.

— Тогда вопрос решен, вы назначены начальником отряда. Завтра, по своему усмотрению, из каждого звена возьмете по человеку и по трактору.

— Вот тебе раз! А как же мы? — зашумели звеньевые.

— А вот так: считайте, что этих людей и этих тракторов у вас никогда не было и не будет. Федор Степанович, утром зайдете ко мне, обговорим детали. И чтобы через два дня отряд работал.

— У меня все, товарищи.

Механизаторы стали расходиться. Когда Анна поравнялась с Алексеем, он ее попросил:

— Задержитесь на минутку.

Анна присела на передний ряд. Когда все вышли, Алексей сел рядом с Анной.

— Как у вас дела в институте?

— Две контрольные еще надо выслать. В конце года поеду сдавать за третий курс.

— Помощь не нужна?

— Нет. Пока сама справляюсь.

— Это хорошо. А мы решили вас назначить начальником семеноводческого отряда.

— Меня? — удивилась Анна.

— Вас.

— Что вы, Алексей Петрович. Или мужики у нас вывелись?

— Мне не мужики нужны, а агрономы. Поля для отряда выделяем у Белого камня. Всего будет посевов две тысячи двести гектаров. И паров около шестисот гектаров. Пшеницы четыреста сорок гектаров. Под нее будем вносить перегной.

— Там паров столько нет.

— Берем сто гектаров у первого звена.

— Игнат Романович не даст. Шуму наделает на всю область.

— Ничего, успокоим. Землю под овес, ячмень и зеленку будем обрабатывать плоскорезами и сеять по стерне.

— А где эти плоскорезы?

— Будут. Через несколько дней поеду закупать.

— Что-то боюсь, Алексей Петрович.

— Отругаю раз, другой — и всю боязнь как рукой снимет. Завтра поедем принимать земли. Решили?

— Можно попробовать.

Алексей с Анной вышли на улицу. Морозный воздух был пропитан запахом талого снега, конского помета и сена. Из-за хребтов, посеребрив крыши домов, на деревню смотрел молодой месяц. От реки доносилась песня, ее грустный напев то усиливался, то затихал.

Ох, ты сердце, сердце девичье,Не видать мне с тобой покоя.

— Доярки с фермы идут, — прервала молчание Анна.

— Как ни морозит, а весной уже пахнет. Как-то сон я видел. Стоим мы с вами вот здесь и на деревню смотрим. Странное совпадение.

— Сейчас сочинили?

— Зачем бы я сочинял?

— Да как же можно возле любимой жены такие сны смотреть? И не совестно вам?

— В данном случае я ни при чем.

— Мне вниз. Спокойной ночи.

Анна сбежала с пригорка и скрылась между домами. Алексей достал папиросу. Что-то не хотелось идти домой.


Не успела Анна принять отряд, как заботы обступили ее со всех сторон. И с каждым днем их становилось все больше и больше. Семян добрых нет, а репьем отсеешься, не жито и взойдет. Механизаторов с горем пополам подобрала, опять с техникой заело: дали два старых трактора, они в первой же борозде развалятся. Сколько ни воевала, ничего не вышло. Пообещали к севу новые дать. А придут ли они? Алексей говорит, что сеять отряд будет только стерневыми сеялками. А где они? И плоскорезы она в глаза не видела. А людей вначале надо научить на них работать.

В конце дня Анна зашла в контору к Ивану Ивановичу. Он что-то писал.

— К тебе можно?

— Можно. Садись, — кивнул на стул Иван Иванович.

Анна села напротив. Иван Иванович закончил писать, положил ручку, отодвинул бумагу.

— Что у тебя?

— Мне учебник по плоскорезам нужен. У тебя, может, есть?

Иван Иванович дотронулся до носа-лодочки, пристально посмотрел на Анну, точно первый раз ее видел.

— Дождалась…

— Кого?

— Ног под собой не чуешь?

Анна заметила, что у Ивана Ивановича на рубашке нет одной пуговицы.

— Жениться тебе, Ваня, надо.

— У меня, кажется, жена есть.

Полные губы Анны тронула горькая усмешка.

— Ты еще на что-то надеешься?

— Как ты пала. Алешка женат. А ты все за ним гоняешься. Это же аморально.

— Может быть. А жить с женщиной, которая тебя не любит, это чисто? Да это же надругательство над человеком.

— Выслуживаешься, — не слушая Анну, продолжал Иван Иванович, — глядишь, где-нибудь в кустах и обогреет.

— Какой же ты подлец, Ванюшка.

Анна встала.

— Постой. Давай, Анна, забудем все. Уедем куда-нибудь. Хоть завтра. И пропади пропадом этот Алешка со своими плоскорезами.

Анна покачала головой.

— Никуда я не уеду, Ваня.

Домой Анна пришла с горьким чувством на душе. Жалко ей было и Ивана и себя.

— Иди корову подои, — попросила мать.

Вернулась из хлева Анна, а в горнице тетушка Долгор. Елена Николаевна хлопотала возле стола.

— Ты уж посиди, я сейчас мигом сгоношу ужин.

Тетушке Долгор доходил шестой десяток, но она была еще ядреная, в меру полная. Смуглое широковатое лицо, а на нем с голубинкой глаза, точно в них задержался отсвет закатного неба. Надо же было придумать такое природе. Долгор любили на селе, а поэтому все, и стар и мал, звали тетушкой.

— Я к тебе, Анна, — заговорила тетушка Долгор. — Возьмешь меня поваром в отряд?

— Как же не взять? Да мы без тебя с голоду помрем.

Тетушке Долгор, хотя она и не показывала виду, было лестно услышать такие слова.

— Когда кочевать будем на полевой стан? — спросила она.

— Скоро. Я скажу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза