Рябиновая ночь

— Ты же обещал три дня тому назад загнать его в мастерские. Если так будем разворачиваться, то навоз на поля придется вывозить после сева.

— Агроному виднее.

Алексей вернулся к себе. Равнодушие Ивана Ивановича начинало его злить.

В кабинет разъяренным буйволом ворвался Игнат.

— Петрович, по какому праву ты отдал мои пары Огневой?

— Вы садитесь.

Игнат с грохотом пододвинул к столу стул.

— Ну, сел…

— Вы же знаете, что мы переходим на пятипольный севооборот. Вот и пришлось всю землю перекроить. Сколько у вас было пашни в звене?

— Полторы тысячи гектаров.

— Теперь будет тысячу пятьдесят гектаров. Паров двести пятьдесят гектаров. Они у вас остались. Остальные мы передаем семеноводческому отряду.

— Это что же получается: отдай жену дяде, а сам иди к б. . . Так не пойдет, Петрович. Чтобы поднять пары, я ночей недосыпал, а кто-то будет получать урожай.

— Игнат Романович, вы старый хлебороб и знаете, без добрых семян хлеба не вырастишь. Вот мы и решили начать дело с создания семеноводческого отряда.

— Так дайте мне сортовые семена. На парах-то я с ними как-нибудь сам управлюсь.

— А вы их, сортовые-то семена, припасли? Сходите на ток, посмотрите. Пшеница напополам с ячменем. В овсе, пожалуй, только кукурузы нет.

— Я-то тут при чем? У нас агроном был.

— Что вы все киваете на агронома. Да, был… Мальчишка, который землю-то увидел только после института. Это беда его была. Он слово-то боялся вам сказать. Ну, а вы-то где были? На кого жалуетесь? Если мы будем прихоть каждого звеньевого исполнять, дела не будет.

— Вот как. Значит, пары — это прихоть моя. Тогда сам и работай звеньевым. А мне на поле больше делать нечего.

Игнат встал.

— Может, передумаете, Игнат Романович?

— Я уже думал. Бывай здоров.

Игнат стремительно вышел, с силой закрыл дверь, Алексей потер подбородок.

— А работать нам, Игнат Романович, все-таки придется. Придется и ночей недосыпать. И это хорошо, что ты дверью хлопаешь. С тобой мы кашу сварим.

Алексей поехал выбирать место для опытного поля, Остановился он в низине за Урюмкой. Небо было серое, хмурое. В прошлогодней траве шуршал ветер. В кустах, что-то не поделив, раздраженно каркали вороны.

С перевала по дороге съехал трактор с тележкой, нагруженной тюками сена. Из него вышел Федор.

— Привет адмиралу.

— Добрый день, Федор Степанович.

— Над чем вы тут колдуете?

— Здесь будем испытывать и размножать различные сорта семян. Без этого, Федор Степанович, нельзя серьезно заниматься земледелием. Мертвое поле за селом видели?

— Видел.

— Такая участь ждет все поля, если мы с вами не примем меры.

— Петрович, что же не спросите, почему я не пришел к вам?

— Не люблю пустые разговоры.

— Это как?

— Вот так, Федор Степанович. Я не зря про мертвое поле сказал. Мы должны вернуть ему жизнь. А это дело не шуточное. И мне нужны жилистые люди. А вас я не за того принял. Думал, мужчину встретил. А на поверку оказалось — благородная девица в тельняшке.

— Это я-то благородная девица в тельняшке?

— Вы-то. Счастливого плавания, Федор Степанович.

Алексей уехал. Федор некоторое время смотрел ему вслед.

— Нет, Алексей Петрович, рано вы списали на берег Князя Гантимурова.

Механизаторы после обеда собрались в раздевалке.

— Генерал в отставке, сигаретка найдется? — обратился к Игнату Гераська Тарбаган, прозванный так за то, что был низенький, жирный.

— Ты, Гераська, когда стрелять перестанешь?

— Забыл дома в другом пиджаке.

— Скажи лучше, на чужие пятачки хочешь машину купить.

— Какая там машина. Через дырявые штаны все пятачки высыпаются, — хихикнул Гераська.

— У тебя высыплются, — встрял в разговор Пронька. — Ты бы и жену с голоду уморил, да спасибо соседи подкармливают.

Гераська был скряга добрый. Держал чушек, гусей, каждый год быка выращивал. И все это сплавлял на базар. А сам жил на картошке да на хлебе. Жене на неделю по рублю давал и о каждой копейке отчет требовал.

— У тебя кусок не просил, — взбеленился Гераська. — Да я бы такому крохобору не дал.

— Катитесь вы все… — Гераська надернул на себя комбинезон и выскочил из раздевалки.

— Жена его говорит: мой Герасим не скупой, а весь из себя расчетливый. Уж он что задумает, так и будет, — передразнил Ананий. — Говорят, к святым примазывается. Потихоньку вместе с женой куда-то креститься ездил.

— Гераська за копейку и бога обманет, — пробасил Игнат.

— Этот божий человек без выгоды под крест не пойдет. Ефросинья говорила, он сейчас травками да корешками торговлю наладил.

— Это дело как раз по нему.

Михаил Комогорцев переоделся, посмотрел на Игната, тот переобувался.

— Что же, Игнат, звено ко всем чертям послал?

— На кой шут оно мне нужно. Петрович там что-то мудрит, а я в дураках ходи. Видите ли, плуг ему не по нраву пришелся. В стерню сеять надумал. Сразу скажу, ни шиша у него из этого не выйдет. Только семена переведет. И чему их в институтах учат?

— Смотрю на тебя, Игнат Романович, уж очень ты на одну личность смахиваешь, — проговорил Ананий.

— На какую там еще личность?

— Да на Пронькиного петуха.

— Вот-вот, — подпрыгнул Пронька.

Мужики загоготали. Игнат смерил Анания тяжелым взглядом.

— Я тебе разглажу кудри-то. Тогда покукарекаешь.