Рябиновая ночь

Уху хлебали кто за столом, кто на подоконнике. И в этой походной неустроенности была своя прелесть. Аюша Базаронович посмотрел на Проньку, который напротив него старательно орудовал ложкой, и, улыбаясь, спросил:

— Говорят, Прокопий Ефимович, ты в прошлом году дикого гуся на перемет поймал?

— Был такой грех, — с охотой ответил Пронька. — Пронесло в Ононе лед. Жена пристала — ухи хочу. Я и так и сяк увиливал: из меня рыбак, как из старого кобеля мухолов. Так разве от бабы отвяжешься. Смастерил перемет и поставил на ночь пониже деревни. Утром, ни свет ни заря, бегу проверять ловушку. Смотрю, на первом крючке серый гусь сидит и крылья уже опустил, заморился. Наживлял-то я коровьими легкими. Обрадовался я. Ну, думаю, накормлю жену свежениной. Тороплюсь домой. А навстречу мне прет Гераська Тарбаган, морда красная. Спрашивает: «Пронька, ты откуда в такую рань?» Я ему толкую: «Хотел ухой побаловаться, да смотри, какое счастье привалило, дикий гусак на крючок подцепился. Приходи вечерком на жареху».

Гераська глянул на гусака и аж весь затрясся. «Варнак ты этакий, — кричит на меня. — Рыжий дьявол. Это же мой гусак. Я его второй день ищу. Да я тебя за такие проделки в милицию отведу, чтобы в другой раз знал, как гусей воровать». И с кулаками на меня. Бросил я ему гусака и говорю: «Подавись ты им, жмот несчастный. И уходи отсюда, пока я тебя самого не подцепил на крючок и не зажарил вместо пескаря…»

На том и разошлись. На другой день меня вызывают в сельсовет и взыскивают пятнадцать рублей на восстановление убытков Гераське. Так это же самый настоящий грабеж: гусака съел, с меня же еще и деньги взял.

Последние слова Проньки утонули в смехе.

— А он-то тебя на жареху позвал?

— Да пропади он пропадом со своей жарехой.

Аюша Базаронович отложил ложку.

— Спасибо, Маруф Игнатьевич. Теперь я буду к вам на стажировку женщин отправлять, пусть учатся уху варить.

После ужина решили провести комсомольское собрание. Открыл его Аюша Базаронович.

— Товарищи, нам нужно избрать комсорга отряда и редколлегию «Боевого листка». Возражений нет?

— Нет.

— А как же нам с Ананием быть? — царапал затылок Пронька. — Мы вроде к комсомолу не принадлежим. Может, нам уйти?

— Погодите, сейчас решим, — проговорил Аюша Базаронович. — Товарищи, у меня есть такое предложение: Трухину и Томских разрешить присутствовать на комсомольском собрании с совещательным правом голоса. Не возражаете?

— Нет.

— Приступим к первому вопросу. — Аюша Базаронович поправил очки. — Мы в комитете комсомола советовались. Товарищи предлагают комсоргом отряда избрать Дариму Батомункуеву. Какие ваши мнения будут?

Встала Дина.

— Можно мне?

— Можно.

— Я Дариму знаю давно. С характером человек. В трактористки ее никак не брали, ночами над учебниками сидела, но добилась своего. И с огоньком человек, она уснуть на работе не даст. Я за то, чтобы комсоргом отряда избрать Дариму.

Дарима, чуточку смущенная, сидела у окна.

— Еще кто желает высказаться? — поднял взгляд Аюша Базаронович.

— Что говорить-то, знаем мы ее.

— Да не справиться мне, — встала Дарима. — Не шуточное же дело делать будем. Надо человека с опытом избрать.

— Не робей, Дарима, — подбадривал Маруф Игнатьевич. — Было бы сердце горячее, а опыт наживешь.

— Итак, ставлю на голосование. — Аюша Базаронович обвел всех взглядом. — Кто за то, чтобы комсоргом отряда избрать Дариму Батомункуеву?

Поднялись руки.

— Единогласно. Поздравляю, Дарима.

— Теперь от этих девчонок житья не будет, — уныло проговорил Петька.

Все заулыбались. Аюша Базаронович встал.

— Ну, Дарима, занимай свое место.

Дарима несмело подошла к столу.

— А что делать-то, Аюша Базаронович?

— Редколлегию надо избрать.

Членами редколлегии избрали Петьку, Дину, Сергея.

— Дарима, можно мне слово? — попросила Анна.

— Можно.

Анна вышла на середину комнаты.

— У меня есть предложение избрать почетным комсомольцем нашего отряда Маруфа Игнатьевича.

Анна под одобрительные улыбки приколола к лацкану пиджака Маруфа Игнатьевича красный шелковый бант с комсомольским значком.

— Спасибо, ребята, — растроганно говорил Маруф Игнатьевич, — уж я вас не подведу.

— Сергей, неси баян, — крикнула Дина. — Давайте песню.

И через несколько минут в открытую дверь общежития метнулась песня.

Глава 7

Катя пришла на работу. Делать ничего не хотелось. Проснулась сегодня рано: не то шум какой-то разбудил, не то сон видела. Засосало под сердцем, охватила безотчетная тревога. «Не с Алексеем ли что стряслось? — с беспокойством думала она. — Уехал в Читу дня на два доставать семена, а прошла уже неделя. Надо Борису позвонить».

В кабинет вошла Ефросинья Бугоркова, ни старая, ни молодая женщина с плоской, как доска, грудью. Она остановилась у порога, теребя платок, завязанный на подбородке. Вид ее выражал робкую почтительность и смиренную покорность.

— Екатерина Елисеевна, крупы на три дня осталось, сухофрукты на исходе.

— Я уже дала задание завхозу. Сегодня все продукты привезут. Завтра в магазин должны поступить яблоки и апельсины. От сына есть что-нибудь?

— Вчера письмо пришло. Хорошо служит. Командир даже благодарность объявил.

— А вы печалились.