Читаем Рябиновая ночь полностью

Кате хотелось, чтобы Алексей обнял ее и уверил, что это все бред, бабьи сплетни, что он любит только ее одну, только ее. Но Алексей, заложив руки за голову, лежал и молчал. Катя всхлипнула в подушку.

— Ты не человек, ты каменный идол, — прошептала она сквозь рыдания.

— Да будет тебе.

— Нет, ты хуже идола…

Катя рванулась к Алексею, обняла его за шею и, захлебываясь слезами, торопливо заговорила:

— Нет, не отдам я тебя никому. Я видела Анну. И ей не отдам. Но скажи ты, медведь этакий… ты же мой?..


— А я думала, ты от нас сбежал, — встретила Алексея Нина Васильевна.

— По всей области за плоскорезами и стерневыми сеялками гонялся. — Алексей сел к столу.

— Ну и как?

— Насобирал техники только для семеноводческого отряда.

Алексей положил счета перед Ниной Васильевной.

— Подпись ваша нужна.

— И во что это нам обойдется?

— Тридцать пять тысяч.

Нина Васильевна отодвинула счета.

— Больше пятнадцати тысяч не наскребу. Придется тебе немножко повременить.

— Что же получится, лемеха купим сейчас, а плуги после посевной? Да я эти деньги осенью верну с лихвой.

— Каким образом?

— Фуражное зерно и солому, которую мы сейчас покупаем и везем за тысячу верст, я выращу.

Алексей, не подозревая, задел Нину Васильевну за живое. У нее даже пятна на лице выступили.

— А ты злой, Алеша.

— А вы бы хотели видеть меня паинькой? Не умею я быть таким. И для безотвальной обработки земли мне нужен целый набор различных орудий, чтобы работу я смог проводить комплексно. В противном случае для чего городить огород? Чтобы посмешить людей? Для шутовской должности я не гожусь.

Вошел Аюша Базаронович.

— А-а… Алексей Петрович. С приездом тебя.

— Спасибо.

Аюша Базаронович сел, взглянул на Алексея, потом на Нину Васильевну.

— Что это вы такие хмурые?

— Вот полюбуйтесь, — Нина Васильевна положила маленькую руку на счета. — Подай ему тридцать пять тысяч рублей, и все. Иначе хлеб расти не будет, дождя в Приононье перестанут идти. Вот сдадим шерсть, и покупай свои плоскорезы.

— Шерсть мы сдадим в июле, а сеять надо в конце апреля.

— Ему сеять… — с ехидцей протянула Нина Васильевна. — Я здесь, выходит, посторонний человек? Дожилась. И куда ты торопишься? Или на будущий год весны не будет?

— Весна-то придет, только будет ли у нас работать Алексей Петрович. — Протирая очки, Аюша Базаронович покосился на Нину Васильевну.

— Что-о-о? — У Нины Васильевны от удивления вытянулось лицо.

— Я вчера был в райкоме партии. В колхоз «Пограничник» нужен председатель. Я предложил кандидатуру Алексея Петровича. Думаю, он не будет возражать. — Аюша Базаронович заговорщицки посмотрел на Алексея.

— А тебя кто уполномочивал решать такие дела? — возмутилась Нина Васильевна.

— Сам рискнул. Алексей Петрович — агроном. А мы из него пытаемся сделать дядьку при механизаторах, чтобы он будил их по утрам, развлекал. Не лучше ли ему в «Пограничнике» своим прямым делом заниматься.

— Алеша, ты слышишь, что комиссар говорит?

— Слышу.

— И ты согласишься уйти от нас?

— Нет. Но и следующей весны ждать не стану.

— Вот так, Аюша Базаронович, свои кадры знать надо.

— Я думал, уж вас-то хорошо знаю. А выходит, нет.

— Ну, ну, давай.

— Насколько я понимаю, Алексей Петрович думает культуру земледелия привести в соответствие с уровнем современной техники и науки. Так я понимаю?

— Так, — кивнул Алексей.

— Вы, Нина Васильевна, киваете на деньги. А в деньгах ли дело? Я звонил в госбанк. Ссуду нам дадут.

— Ссуду-то дадут. Только ее выплачивать надо. А у нас каждая копейка распланирована. Вы все требуете, а выкручиваться мне потом придется.

— Что с вами, Нина Васильевна? — удивился Алексей. — Ради дела когда-то вы не боялись выговоры получать.

— Можешь занимать мое кресло и командовать.

Алексей встал, с укором посмотрел на Нину Васильевну.

— У меня, Нина Васильевна, на своем месте дел хватит, — и вышел.

От этого разговора у Алексея остался неприятный осадок. В этом «можешь занимать мое кресло и командовать» было что-то беспомощное. А Алексей с малых лет привык видеть в Нине Васильевне человека сильного, решительного. И у него было такое чувство, будто она в чем-то его обманула. С этим чувством он и вошел в свой кабинет.

Там сидел Игнат.

— Игнат Романович? Доброе утро.

Алексей сел за стол, потер подбородок.

Игнат из-под густых бровей следил за ним, мял в руках шапку и, видя, что Алексей занят своими мыслями, разговора не начинал.

— Вы подошли кстати, — Алексей посмотрел на Игната. — Какие земли в этом году в вашем звене пустим под пары? Я не нашел никаких документов. Наверное, Марьин лог?

— Нет, Петрович, — Игнат перестал мять шапку, — надо запустить под пары пашни в Сухом логу. Совсем они истощали. Мы на них уже четыре года сеяли.

— Не возражаю. Только просьба у меня к вам, составьте биографию каждого поля.

— Это можно.

— Тогда у меня все.

Но Игнат не двинулся с места.

— Ты знаешь, что, Петрович, тот разговор-то забудь. По своей темноте-то, паря, я малость не туда зарубил, сбился с борозды, вот огрех и получился.

Алексей с еле заметной улыбкой смотрел на Игната. Любил он его. Игнат был лет на десять старше Алексея. Умом бог не обошел его. И работать умел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза