Читаем Рябиновая ночь полностью

Анна пристальным взглядом посмотрела на Алексея. Он молча потер подбородок.

— Вот видишь. А под кустами я больше встречаться не могу и не хочу. Да и в душе пепел остался. Так что извини.

Алексей стоял с каменным лицом.

— Да не нужен тебе Ванька.

— И ты мне не нужен. Уходи. Или я закричу сейчас. И не подходи больше ко мне никогда.

— Аннушка, опомнись. Всю жизнь ты мной забавляешься, как игрушкой…

— Уходи, Алеша… Больше ты меня на своей дороге не увидишь.

Анна круто повернулась и чуть ли не бегом пошла к источнику. Точно в бреду набрала в туес воды и опустилась на колодину, лежащую возле ручейка, и вдруг ей стало страшно. Она и представить не могла жизни без Алексея. «Что же теперь будет?» Анна еще немного посидела, потом порывисто поднялась и почти побежала к палаткам.

Возле палаток была одна Марина.

— Где Алеша?

— Уехал.

Анна кинулась в палатку, упала на постель и зарыдала.

— Да успокойся ты, — уговаривала ее Марина.

— Что же я наделала? Как же теперь жить-то буду?

— О господи. Да увидишь ты его скоро.

— Да я же прогнала его, Марина.

— Экая невидаль. Разве он тебя не поймет?

— Нет, теперь уже все. Я сама так хотела.

— Тогда чего же ревешь?

Глава 3

Алексей из «газика» выжимал все, что было можно. Навстречу мчалась широкая лента автострады. С обеих сторон по просторной долине зеленели поля. За ними темнели угрюмые горы. Бремя от времени мимо проплывали села. Одни из них стояли на равнинах, вытянувшись двумя цепочками вдоль Старого тракта; другие кучно жались к озерам; третьи привольно раскинулись по берегам Ингоды.

Кое-где по долине среди хлебов белели березовые островки, голубели озера, сверкали на солнце небольшие извилистые речки. Птицы были на гнездовьях, а поэтому только иногда попадались одинокие цапли или журавли да вездесущие вороны выискивали добычу на дорогах.

Напетляла жизнь, навязала узлов. Алексей сам себе был гадок. До сих пор жизнь ему казалась простой и ясной. Еще в ранней юности Алексей задумал покорить Приононье и шел к этой цели медленно, но верно. Когда уезжал из института, кое-кто даже посмеивался, мол, поехал искать дешевую славу. Разве могли они понять, что не мог Алексей жить без земли, точно так же, как и она не могла обойтись без него.

И с Анной вроде все было ясно. Вышла замуж. Позвал — не поехала. Там, в Сенной пади, и похоронил свою горькую любовь. Так нет, все опять закружилось, завертелось. Было унизительно жить этой двойной жизнью: семейной для Кати и людей, для себя — с Анной. Но что-то мешало расставить все на свои места.

Сегодня, когда Анна прогнала его, Алексей даже не обиделся. Пришло время причалить к одному берегу. Но как это сделать. Сказать Кате, что он уходит от нее, было страшно, там Иринка. Страшно было и потерять Анну, И Алексей подсознательно даже обрадовался этой размолвке: пока не надо было ничего менять. Но а потом видно будет.

В Чите через секретаря обкома комсомола Алексей с комсомольцами машзавода договорился, что они изготовят пять навозовносителей, и к концу дня выехал в Озерное. Ночь настигла его у Алханайских гор. Алексей смертельно устал. Его потянуло ко сну. В одном из распадков он заметил костер и свернул к нему. У костра варил чай Дашибал. Невдалеке пасся табун лошадей.

— Петрович… Мэндэ, — обрадовался Дашибал.

— Здравствуйте, Мунхэ ахай. — Алексей пожал старику руку. — Как ваше здоровье?

— От зари до зари еще дюжу в седле.

— Все ли кони в табуне?

— Лесной зверь, сытый зверь, стороной обходит мой табун.

— Хорош ли приплод в этом году?

— Жеребята есть, не считал. Когда вырастут, немало хороших наездников надо будет.

— Хороши ли травы в падях?

— Кони сыты, на корм грех обижаться. Прошу к костру. — Дашибал расстелил попону. — Однако чаевать будем.

— От кружки горячего чая не откажусь.

Алексей принес из машины колбасы, консервов, свежего хлеба.

— Это вам гостинцы.

— Спасибо.

Дашибал нарезал хлеба, налил в кружки крепкого чая, шумно отхлебнул глоток, поставил кружку.

— Старуху мою не встречал?

— В Сенную кашеварить поехала.

— Однако совсем от рук отбилась старая. Говорю, дома сиди, отдыхай. Не хочет меня слушать. Совсем испортились бабы.

Алексей покосился на Дашибала, усмехнулся.

— А вот вам самому-то, Мунхэ ахай, не надоело скитаться по степи да горам?

— Пошто так говоришь, Петрович? Пока у орла крылья есть, он не может обойтись без неба, пока табунщик может сидеть в седле, ему не покинуть степь.

В пади всхрапнула лошадь, пугливо заржал жеребенок, ему негромко, успокаивающе ответила кобылица. Алексей посмотрел туда, где пасся табун, и спросил Дашибала:

— А смену-то себе приготовили?

— Однако нету смены, — с горечью ответил Дашибал.

— Как же так? Или парней у нас в селе не стало?

— Парни есть, да что толку. Совсем испортился народ. День думаю, ночь думаю, как дальше жить, ничего придумать не могу. Беру себе в помощники парня. Сядет на коня, любо глядеть. Живем мы с ним настоящей мужской жизнью. Спим, где ночь догонит, встаем, как только первая птица голос подаст. Весь день в седле, то по степи скачем с табуном, то на горные луга уходим, под самые тучи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза