Рядовой свидетель эпохи.

Пока ждал санитарную машину, продумал «стратегический» план, как сохранить пистолет. Присмотрел поблизости грязную, слегка промасляную тряпку, отойдя по малому, завернул в неё пистолет, благо руки действовали, снова положил в карман. Поясню, к слову, что такое несгораемая» куртка. Как только по прибытии на 3-й Белорусский фронт нашу маршевую танковую роту включили в состав 183 танковой бригады 10 ДТК, нам выдали черные, под кожу, названные несгораемыми костюмы — куртку и брюки — подарок, как было сказано, американцев. Костюмы эти были у нас вместо комбинезонов, они не впитывали горюче-смазочные материалы, поэтому не вспыхивали так, как любая другая ткань, пропитанная какой-либо горючей жидкостью, но если материал таких костюмов подержать на огне, он начинал все же гореть. Больше я такой одежды у танкистов нигде не видел, нас тогда одели, видно, в пробную партию. Основное достоинство этих костюмов было в том, что они придавали их носящим более-менее приличный вид, особенно тем, кому не досталось сапог, и они ходили в обмотках, пока сами себе не раздобыли трофейные сапоги.

В госпитале, было похоже, многие нам завидовали из-за этих «несгораемых» костюмов, что привело в конце-концов к тому, что вместе со мной в нашу танковую бригаду прибыло сверхштатное пополнение в лице моих приятелей-пехотинцев — Павла Яковлева и Федора Чепур- кова. Я их, конечно, предупреждал, что в танке не менее опасно воевать, чем в пехоте. Еще в Прибалтике стал распространяться слух, что у немцев появились новые противотанковые гранаты, от попадания которых в танк детонирует его боекомплект и танк разрушается. Эти слухи были связаны с появлением у немцев так называемых фауст-патронов. Но, как показало время, слухи оказались сильно преувеличены. Удивляло то, каким путем такие слухи могли распространяться среди фронтовиков, слухи были явно нацелены на создание панических настроении в среде танкистов. Когда моим подопечным-пехотинцам, зачисленным в танковые экипажи пулеметчиками, пришлось гореть в танках, они вспомнили не раз мои предупреждения и каялись в том, что не отнеслись серьезно к моим словам.

Однако я опять отвлекся от основной линии воспоминаний. Мой замысел по сохранению пистолета мне удался. Я и присмотрел в дальнем углу двора госпиталя урну с мусором и бросил туда свой пистолет, обмотанный промасляной тряпкой, не обращая внимания на снующих туда-сюда санитарок. После помывки — снова перевязка и, наконец, чистая постель. На другой день — операция под местной анестезией, вытащили из моей спины крупные рваные осколки, расковыряв изрядно спину. Рентгена в госпитале не было, поэтому в спине у меня осталось еще семь мелких осколков, ношу их в спине до сих пор. Неделю пролежал на животе, не вставая с постели, думая в основном про мой пистолет. Рядом лежала моя одежда, обработанная в санпропускнике. Специальной госпитальной одежды не было, это — на руку. Примерно через неделю, наконец, разрешено вставать. Одеваюсь и спешу проведать мою заначку. К великой моей радости урна оказалась на месте, мусором, сухим, запблнена всего наполовину. Порывшись в ней нашел то, что искал. Беспредельно был рад тому, что план мой полностью осуществился. Пистолет снова был в кармане.

В начале октября из этого хирургического госпиталя перевели в другой какой-то промежуточный и, наконец, — в госпиталь для легкораненых, расположенный на какой-то бывшей сельхозферме. Тут и случилось у меня приключение, виной чему был мой трофейный пистолет. Режим в этом последнем госпитале был довольно свободный, питание и уход, как и во всех предыдущих, очень хорошие. Имелась библиотека и большая читальная комната, в ней — все центральные газеты. По вечерам очень часто демонстрировались кинофильмы. Невдалеке, на опушке леса было много немецких окопов, блиндажей, кругом встречались разбросанные патроны и немецкие гранаты. Рядом уходила в лес узкоколейная железнодорожная линия, местами разрушенная шпалорезательной машиной, местами подорванная. Вдоль этой линии валялось много картонных пеналов с аммоналом — крупнозернистым красноватым взрывчатым веществом. Этот аммонал мне хорошо помнится, так как вскоре пришлось мне разрабатывать новую «стратегическую» операцию, в которой этот аммонал предполагалось задействовать.