В этом госпитале познакомился я и подружился с очень интересным старшиной-пехотинцем. Он имел более солидный, чем у меня боевой опыт, был интересным собеседником, чувствовалось, — много читал, был членом партии. К тому же, как вскоре выяснилось, так же, как и я, сохранил при себе револьвер. Такой револьвер с длинным тонким стволом был личным оружием и у танкистов, так как только он подходил для стрельбы изнутри танка через бойницы башни. Танкисты его не любили, он имел толстый семизарядный барабан, в кармане был неудобен и заметен. К тому же им были до войны вооружены милиционеры, и иметь в качестве личного оружия «милицейский» наган танкистам было как-то неприятно. Мы со старшиной часто бродили по окрестностям, по немецким окопам, стреляли по банкам. Забрели как-то даже на какой-то латышский хутор, познакомились с хозяином, знающим русский язык. Он воевал в составе русской армии в русско-японской воине 1905 года. Ходили к нему еще несколько раз, помогали кое-что поправить по хозяйству, он нас угощал продукцией своего хозяйства и домашним вином. Был доброжелательным человеком, к Советскому Союзу относился с большой симпатией. Мы же настойчиво пытались узнать у него, как большинство латышей относится к присоединению их страны к СССР в 1940-м году. Он уверенно дал нам такой расклад: 30% — за, остальные против. В таких общениях постигалась истинная история нашей страны.
Мой напарник — старшина все время уговаривал меня обменять мой трофейный «ТТ» на его револьвер. С большой неохотой и не сразу я все же согласился на обмен, рассчитывая на то, что как только снова попаду на фронт, достану себе другой подобный трофей. Скоро нам предстояло выписываться из госпиталя, и как-то раз мы решили пойти в лес, пострелять в последний раз и обменяться оружием. Отошли от госпиталя километра за два, на краю болота развесили мишени и вдоволь настрелялись из моего пистолета. Затем решили заглянуть в немецкие окопы и отправиться на ужин. Только мы отошли метров двести от того места, где стреляли, видим — лежит среди деревьев полуободранный баран. Жирный, упитанный. Потрогали — еще теплый. Первая наша реакция — мы расхохотались: сам Бог нам послал барана на прощальный ужин перед выпиской из госпиталя. Мелькнула мысль: наверное, барана конфисковали в каком-нибудь ближайшем хуторе «лесные братья» и, услышав наши выстрелы, скрылись. На более детальный анализ наши мысли как-то не поворачивались.
Быстро приняли решение: оттаскиваем барана в немецкие окопы, прячем в блиндаже, а с наступлением темноты приходим с друзьями и перетаскиваем его в госпиталь. Но только мы взяли барана, каждый за две ноги, еще только начали приподнимать, еще не приподняли от земли свои головы, как услышали громкий гвалт.
Приподняли головы и видим, что мы окружены кольцом что-то кричащих людей с косами, вилами, топорами. Бросив барана и выхватив свое оружие, громко кричим: «Не подходить! Барана мы только что нашли, мы его не крали». И, размахивая оружием выходим из расступившегося окружения.
По дороге в госпиталь бурно обсуждаем нелепое, досадное происшествие, строя разные версии. Стало, конечно, ясно: кто-то украл у местных жителей барана, а мы, как на грех, тут подвернулись. Обменявшись оружием, договорились его спрятать и после ужина продолжить обсуждение ситуации. С тем и разошлись, каждый по своим палатам. Придя в свою госпитальную палату, я сунул револьвер внутрь наматрасной наволочки и направился, было, в столовую.
В этот момент в палату влетает дежурный по госпиталю с двумя солдатами и приглашает меня последовать с ними к начальнику госпиталя. Только тут дошло до моего сознания: после того, как мы отдали нашу находку законным владельцам, нас же могли выследить, тем более, что я-то был в очень приметном своем черном танкистском одеянии. А мы даже ни разу не оглянулись, когда шли из леса в госпиталь. Пока шли до здания управления госпиталя, пытался додуматься, как же доказать, что барана мы не похищали, а действительно нашли в лесу. Ничего вразумительного не приходило на ум.
Приводят меня в какой-то кабинет, за столом сидит подполковник с красными погонами. Вежливо пригласив присаживаться к столу, просит рассказать, где в последние два часа я был, с кем был, что делал. Ясно - надо рассказывать все начистоту, но попытаться сохранить пистолет, отдав только один револьвер. Рассказал о том, что были с товарищем в лесу, стреляли по мишеням, потом, решив побродить по окопам, наткнулись на полуободранного барана и решили его спрятать. Пошли вопросы: «Из чего стреляли?» — «Из револьвера». - «Где револьвер?» - «У меня в наматрасной наволочке». Подполковник тут же вызывает дежурного и дает задание пойти в мою палату и принести из-под моего матраса револьвер.
Пока дежурный ходил за оружием, подполковник интересовался, почему не было сдано оружие, знал ли я о строжайшем приказе сдавать оружие при поступлении в госпиталь и много еще подобных вопросов задал мне не то следователь, не то дознаватель. Спросив разрешения, заходит дежурный, подает подполковнику револьвер.