Рядовой свидетель эпохи.

Немало удивленный монологом начальника госпиталя, спрашиваю: «Как понимать такой приговор?». Он опять: «Такой — сякой...». И рассказал мне такую историю. В этот день, очень рано утром он обходил территорию госпиталя и когда подходил к большому титану, который ежедневно наряд из выздоравливающих кипятил по несколько раз в день для всего госпиталя, заметил, что двое топящих, увидев его, засуетились и что-то быстро сунули в топку. Подойдя к титану, начальник явно учуял запах варящегося мяса. Попросил показать, что в топке. Там оказался котелок с мясом. На вопрос, что за мясо, где взяли, два казаха честно признались в том, что барана украли они и очень переживают за то, что из-за них пропадает танкист. Потом подробно рассказали, как они, услышав вблизи выстрелы, бросили полуободранного барана, отбежали от того места и залегли в болоте за кочками. Слышали, как мы смеялись, наткнувшись на барана и как окружило нас местное население.

Мне в очередной раз крупно повезло. Потом уж я подумал, что начальник госпиталя, наверное, был рад такому обороту дела чуть ли не больше, чем я. Одно дело — ЧП в подведомственном ему гарнизоне, связанном лишь с заурядной, как бы сейчас сказали, приватизацией заблудившегося в лесу барана, и совсем другое дело — бандитизм с оружием среди местного населения. Спасибо тем совестливым казахам.

В тот же день в самом срочном порядке меня выписали из госпиталя, сняв повязки, заклеив каким-то лаком раны, действительно уже затянувшиеся, забыв и про стрельбу в неуказанном месте, и про незаконное хранение оружия. Выпроводили в батальон выздоравливающих вместе с небольшой группой других выздоравливающих, в числе которых оказались и мои дружки Павел Яковлев и Федя Чепурков, мечтающие попасть в танковые войска. Через несколько дней оттуда большую группу выздоравливающих бойцов и младших командиров отправили на машинах на сборный пункт западнее Риги. Там, на сборном пункте, творилась анархия, ничего нельзя было понять, как нас думают использовать дальше. На вопрос, как попасть в свою часть, воюющую где-то недалеко, никто ничего не может ответить. Между тем по близко проходящему шоссе интенсивно сновала масса автомашин, среди которых было немало и машин нашего корпуса с хорошо знакомой эмблемой на дверях кабины. В праздничный день 7 ноября 1944 года, получив котелок наркомовского спирта на нашу группу и разлив его по флягам, остановили первую же машину нашего танкового корпуса, выделили водителю причитающуюся в таком случае долю спирта, двинулись в путь на Курляндский полуостров, где, как нам рассказал водитель, стоит в обороне наш корпус.

Мысленно перебирая в памяти все эти события, стоя в строю на вечерней поверке после войны, я каждый раз сознавал, как же все же мне повезло. Попади в спешке из госпиталя дело в трибунал, там запросто могли, не церемонясь, определить «вышку» и обязательно бы объявили об этом в приказе по фронту или армии, дабы обозначить неустанную борьбу по пресечению бесчинств военнослужащих по отношению к местному населению территории, недавно вошедшей в состав Советского Союза.

В ЛЕСАХ ПОД ШТЕТТИНОМ

Когда поутихли авральные работы, всегда сопровождавшие переезды на новое расположение воинской части, закончилось обустройство жилья, строительство ангара для танков всей бригады, приемка новых танков, стали осматриваться вокруг. Разведывать окрестности, делать ознакомительные первые вылазки в глубь леса, плавать на большие расстояния по озерам на гоночных байдарках, оказавшихся вокруг во множестве, то стало ясно, что с расположением нам необыкновенно повезло.

Место нашей новой дислокации оказалось исключительно благоприятным для расслабления от ставшей скучной воинской службы. Лучше места не бывает: цепь чистейших, переходящих одно в другое, лесных озер. Большой лесной массив, богатый, как выяснилось очень скоро, копытной дичью — дикие козы, кабаны, олени, много земляных кроликов. Совсем рядом с расположением нашей танковой бригады изобилие ежевики, малины. В озере много рыбы. В лесу встречаются заброшенные охотничьи домики, в небольших садах вокруг них растут яблоки и груши. По краям полей в лесу встречаются старые охотничьи вышки для отстрела кабанов на приманках. По слухам где-то здесь находились охотничьи угодья Геринга.

Для меня вторая половина 1945 года и первая половина 1946 года оказались прямо райским годом на фоне повседневной однообразной послевоенной службы в строевой части. Как будто за терпеливо перенесенные недавние стрессы была дарована возможность интересного, здорового времяпровождения, повседневного общения с природой...