На этом, как я понял, и сломались братья. Огонь и воду прошли, а вот медные трубы славы… увы. Они перебрались в замок, быстро перестроили его в крепость, начали набирать новых братьев, дабы развернуть еще более активную работу в городе… но что-то о них теперь почти не слышно. Нет, они есть, но как-то успокоились, что ли. И это самая большая победа Бриклайта: уничтожить не самих героев, а убить их дух.
Даже на другом конце площади я чувствовал на спине взгляд священника. Я старался держаться уверенно, хотя, конечно же, никакой ясной задумки нет, есть только ощущение, что по городу пройтись надо.
Голова трещит, я не трус, но осторожничаю, задействовал все чувства и все виды зрения, только после решился в личине исчезника нацеливать слух на прогуливающихся горожан, жадно слушал. Все поговаривают, что в городе орудует некая черная банда, что похитила сокровища из городской казны, вот-вот их поймают, и тогда ждет нас веселое зрелище: то ли повесят прямо на площади, то ли сожгут… А почему не сжечь, если эти гады все колдовством проделали? За колдовство надо жечь… если оно вот такое, вредное.
Похоже, Тараскон на самом деле зашел по пути прогресса даже дальше, чем я думал. Прислушиваясь из укрытий к разговорам горожан, я узнал больше, чем из обстоятельных рассказов сэра Торкилстона, Амелии и даже отца Шкреда.
Аристократия не просто урезана в правах, для нее вообще закрыты все должности в городе. Можно сказать, что рыцарство почти полностью исключено из управления городом. Здесь, можно сказать, установлена… э-э… тотальная демократия. А для ее защиты создана особая народная милиция числом не в четыреста человек, как сказал Торкилстон, а уже в тысячу. Впрочем, можно всегда призвать даже больше, но и тысячи достаточно, чтобы конное рыцарство не осмеливалось вступать в схватку со старейшинами города.
Милиция занимается главным образом защитой городского совета и входящих в него лиц, а также обеспечивает судебные процессы против знати, исполнение приговоров и решений городского совета. Самым резким постановлением городского совета был запрет аристократическому сословию занимать должности в городе, даже самые мелкие. Так же рыцарским родам вменяется ответственность за действия любого из его членов. Милиция ревностно следит, чтобы ни один из рыцарей не задел честь и достоинство членов городского совета, а с милицией считаться приходится: вооруженные длинными копьями с крюками для стаскивания рыцарей с коней, они впервые предстали серьезной угрозой рыцарскому войску.
Таким образом, в городе существует как обычная городская стража во главе с капитаном Кренкелем, ветераном войн, так и милиция – отборные головорезы, вооруженные до зубов. Доспехи и оружие у них намного лучше, чем у людей Кренкеля. Еще бы, тот защищает всего лишь горожан, а милиция – правящий верх Тараскона.
Тот, кто не хочет умереть от жажды, должен научиться пить из всех стаканов: я черпал информацию даже из разговора сплетничающих кумушек, а когда возле меня остановилось двое беседующих горожан зажиточного облика, я едва не вылез из личины исчезника.
– У нас свобода, – донесся мягкий журчащий голос сытого и всем довольного человека. – Только в нашем городе удалось настолько ослабить церковь, что больше не указывает, как жить. Потому к нам и ломятся… Как думаете, если подниму цены на комнаты в постоялом дворе еще на четверть… Да что там на четверть, даже на треть, думаю, можно!
Второй поправил со смешком:
– И на дома. Не забудьте, на дома цены растут еще быстрее. Церковь такое бы не одобрила…
– К счастью, – добавил первый, – ее никто не слушает. Знаете ли, это же проблема выбора: подчиняться или не подчиняться! Когда есть возможность выбирать, любой предпочтет неподчинение, что и есть подлинная свобода. Не так ли?
– Так, – ответил второй. – Так… Только немного страшновато…
– Чего? Греха боитесь?
– Нет, но когда целый город свободен… свободен вот так, гм…
Оба помрачнели, даже сгорбились и пошли дальше уже не так напористо и уверенно.
Я двинулся потихоньку следом, разговор становится все интереснее, в спину знакомо пахнуло холодом. Ветер вроде бы не переменился, я сперва не сообразил, почему чувствуется чуть ли не леденящая струйка. На всякий случай, заранее поморщившись, включил тепловое и магическое зрение, переждал дурноту, а когда поднял голову, обдало настоящим холодом.
Ветер дует с моря и, обдувая особняк Бриклайта, несет в мою сторону помимо запахов еще и нечто странное, словно весь просторный двор Бриклайта завален горами мельчайшей черной сажи, а ветер ее поднимает и несет на своих крыльях.
Эта черная струя время от времени хлестала по мне, как исполинский осьминог щупальцем, я воспринимал ее как холодный ветер. Запоздало сообразил, что никакого холода нет, это я так реагирую на черную магию, на чистое Зло, что окружает здание таким плотным облаком, что часть уносится ветром.
– Ну Бриклайт, – шепнули мои губы, – какие же колдуны у тебя на службе? Или сам балуешься черной магией?