Ричард Длинные Руки – император

Я стиснул челюсти. Примерно так и ожидал, ничего наши рыцари сделать с пришельцами не смогут, если вот так в лобовую, но все равно больно слышать, как гибнут сильные и благородные люди, пытаясь спасти других.

– Господь примет их души, – произнес я наконец. – Они погибли красиво и возвышенно! Нет выше чести, чем отдать жизнь за других. А мы сейчас подумаем, как изгнать их с нашей священной земли…

Тамплиер и Сигизмунд молчали, им понятно все, Альбрехт рассматривал спасшегося с высоты седла с сочувствием.

– Иди вот туда, – сказал он неожиданно мягко, – покормят. Пройдешь между вон теми дубами, а дальше не сворачивая, пока не упрешься в огромное старое болото. Пройди на середину…

Келляве добавил:

– Расскажи всем, что ты спасся из лап противника. Он не настолько уж и всесилен.

Парень поглядел на него с сомнением, а кто тогда всесилен, но кивнул и побежал трусцой, внимательно всматриваясь в оттиски наших подков.

Боудеррия оглянулась, но не на парня, привычно смерила взглядом расстояние от этой стены деревьев до багровой горы. Даже на расстоянии кажется стеной, и только там, в недостижимой вышине, где вершину сейчас скрыли облака, стена едва заметно загибается, образуя купол.

– Ваше величество, – проговорила она сдержанно, – это… одолеть невозможно. А если возможно, то одному только человеку на свете.

– Спасибо, – ответил я. – Разумеется, ты имеешь в виду меня, такого замечательного?

– У вас голос дрожит, – уличила она. – И обликом побелели, ваше величество. Но говорите нагло, что хорошо…

– Да ну?

– Мы все испуганы, – призналась она, – и раздавлены такой мощью. Если и вы покажете слабость, то на кого нам вообще опираться? Ваше величество, крепкая опора нужна не только женщинам!

Я вздохнул.

– Знаю. Мне она тоже не помешала бы. Можно опереться на тебя?

Она покачала головой.

– Я не опора. А для вас опорой может быть только сам Господь Бог.

Арбогастр неспешным галопом пошел в сторону багровой стены, конь Боудеррии ревниво идет рядом.

Я с тоской всмотрелся в это звездное нечто, вокруг которого, просто чувствую всеми фибрами, медленно сворачивается пространство, а время превращается в массу.

– Опора, – пробормотал я, – мне бы за что-то ухватиться, чтобы удержаться на этом свете. Правда, когда смотрю на твои сиськи…

Она сдержанно улыбнулась.

– Сэр Ричард, уместны ли такие речи?

– О сиськах? – переспросил я. – Они уместны везде. Это наша мужская опора, на которую обращаем взоры в любые трудности. Это наша надежда и вдохновение! Это наше, как говорят мудрецы, все. Господь был в ударе, когда их задумывал, творил и вылепливал. Этот гениальный замысел почти равен по величие с самим созданием человека!.. Даже на эшафоте можно крикнуть «Пейте пиво Ван Гуттена!», а можно – «Самые лучшие сиськи у Боудеррии!». Это наше, мужское.

– Нам, – передразнила она, – такое умное не понять. Там, если глаза не подводят, землю изрыли ямами?

– Уже не роют, – ответил я. – Была такая затея, но провалилась. Меня беспокоит, что выходят крохотными группами. Но если в первую ночь вышло полдюжины, то во вторую уже на два больше. Если сегодня их отряды станут еще крупнее…

– Ну-ну, – поторопила она.

– Значит, – сказал я, – наш мир для них просто ужасен. Чудовищен и вообще… неприемлем. Пока выпускают, как мне вот чудится и мерещится, самых… бесчувственных. Остальные готовятся, привыкают.

Она прошептала:

– Самый ужас наступит, когда выйдут все?

– Это и будет конец, – ответил я. – Потому нужно захватить пленного. Допросить.

Она заметно оживилась.

– Понятно. У вас есть план?

Я покачал головой.

– План будет, когда допросим пленного. А так пока нет… нет данных. В достаточном количестве для моего белого вещества серого мозга.

Я оглянулся, Тамплиер и Сигизмунд, суровые и молчаливые, двигаются на конях, как две металлические статуи, ни одного лишнего движения, не говоря уже о том, чтобы щебетать и переговариваться.

– Они разочарованы, – шепнула она. – Ведь мы возвращаемся?

– Да, – ответил я. – Но лучше было взять их сейчас, чем потом.

– Почему?

– Потому что будет бой, – объяснил я так же тихо. – И оба погибнут… Нет-нет, я стратег и не стану беречь даже близких, если их гибель даст отечеству больше, чем их жизнь. Но я хочу, чтобы оба участвовали в финальной битве! Там если и погибнут, так будет за что. Судьба всего мира… это есть за что, верно?

Она спросила серьезно:

– Что насчет меня?

Я ответил с неловкостью:

– В последней битве щадить не буду никого. В том числе и такую драгоценную драгоценность, как я сам. Прости, но судьба у людей… нелегкая. Мы сами ее выбрали, когда сорвали запретный плод, проявив своеволие и независимость. Потому все сами, сами… А теперь возвращаемся!

Глава 3

На Тамплиера и Сигизмунда я старался не смотреть. У обоих вид, словно обманул, вывел на простую прогулку, а сам тайком езжу совершать подвиги.

Боудеррия сразу отправилась к своему отряду, я принял лордов и военачальников, решали десятки вопросов настолько мелочных, что даже не знаю, мир рушится, а люди забивают себе головы всякой чепухой и даже рениксой.