Ричард Длинные Руки – император

Наконец наступил вечер, в лагере привычно начало затихать, зато оживились отряды, которые я называл ударными, назначенные участвовать в боях еще до серьезной войны.

Не дожидаясь сообщений разведки, начали медленно выдвигаться по болотным тропкам в лес, а оттуда в сторону опушки, откуда откроется вид на чудовищный Маркус.

Тропу за это время замостили срубленными деревьями, сверху заложили ветками, теперь можно по трое в ряд, дальше мелкие деревца, потом лес.

Умельцы вдоль тропы поставили свечи с обеих сторон и умело укрыли от ветра колпаками из промасленной бумаги. Для привыкших к слабому свету глаз вполне ничего.

За сотню ярдов до выхода из леса остановились на короткий отдых, хотя ждать долго не пришлось. Едва наступила ночь, темная и беспросветная, хоть глаза выколи, послышался стук копыт и конский храп.

На тропке показался конный разведчик, быстро отыскал меня взглядом, явно хорошо видит в темноте, прокричал, не покидая седла:

– Ваше величество, отряд чужаков вышел из их крепости!

– Где они сейчас? – спросил я.

– Направились к Штайнфурту!

– Снова? – спросил я. – Значит, не всех в прошлый раз… Сколько их?

Он крикнул с надрывом:

– Много! – крикнул он. – С полсотни!..

– Полсотня, – произнес я горько, – уже много. А в корабле их наверняка тысячи. Хорошо, возвращайся.

– Какие указания?

– Сэр Норберт в курсе, – сказал я строго.

Он повернул коня и умчался красиво и лихо, мои военачальники сгрудились за моей спиной в ожидании указаний.

Боудеррия сказала с пониманием:

– Всякому хочется услышать что-то от самого великого Ричарда. Я слышала, ваши слова обладают магической силой.

– Тьфу-тьфу, – сказал я сердито. – Кто-то хочет поссорить меня с церковью?

– Некоторые, – сказала она таинственно, – даже говорят, какой именно силой…

– Я бы этих некоторых сразу на виселицу, – сказал я мстительно.

– Магической, – уточнила она, – в хорошем смысле. Вы же паладин? Но, как король-паладин, обладаете большей силой, чем просто паладин.

– Тогда паладин-король, – сказал я. – Так скромнее.

Она посмотрела на молча слушающих военачальников, хитро улыбнулась.

– Но смысл тот же. Вы свое не уступите, ваше императорское величество.

– Я те дам императорское, – пригрозил я.

– Разговоры идут.

– Знаю, – отрезал я, – кто эти разговоры инсвинирует. Лорды, действовать строго по приказам, которые я отдал и повторил трижды. Никакой самодеятельности, только строгое и неукоснительное! И никак иначе. Мы должны победить, а не красиво умереть. Если бы красиво умерли только вы, ладно, не жалко, но умрет и Земля, а это уже другой шелк. Боудеррия, а ты следуй за мной. Одна, твои люди пусть готовятся к грандиозной битве.

Она сказала счастливо, но с подчеркнутым смирением:

– Ваше величество! Любой ваш приказ!

Это прозвучало несколько двусмысленно, словно любой ваш каприз за ваши деньги, но, к счастью, мир еще чист, о демократии не слыхали, потому никто не улыбнулся, только посмотрели с завистью.

Я сказал нервно:

– У нас не больше часа на то, чтобы встретить их на обратном пути.

Она произнесла со значением:

– Раньше бы вы напали на них еще при выходе из этой летающей горы.

Я покачал головой.

– Не напал бы.

– Почему?

– Я герой, – ответил я, – мною хоть забор подпирай, но не дурак. Я должен сперва увидеть, с кем драться и какое оружие взять. А что людей захватят в плен и кого-то убьют по дороге…

Она спросила тихо:

– Да?

– Сами виноваты, – отрезал я. – Им было велено спрятаться! Они и прятались целый день, а ночью решили вернуться за вещами. Вот и попались. Ты остаешься здесь?

Она свистнула, поджарый конь, весь из сухих мышц, уже оседланный, подбежал быстро и красиво, грациозно повернулся боком.

Боудеррия вставила ногу в стремя, мне показалась, что поднялась несколько поспешно, чтобы не дать подсадить, словно женщину, это же оскорбление, но мне совсем не до галантностей.

Я ехал медленно, давая Боудеррии время осторожно пробираться следом, и когда до выхода из леса осталось меньше сотни ярдов, из-за деревьев послышался голос:

– Ваше величество?.. Мы оставлены сообщить вам, что все отправились занимать указанные вами позиции.

– Хорошо, – ответил я, – все-таки понимают, что я все равно поеду следом… Боудеррия?

– Я здесь, ваше величество!

– Не отставай, – велел я, – и держись рядом. Только рядом!

– Это вы мне или своему Бобику?

Я буркнул:

– Не ревнуй, я его люблю, он меня тоже любит. И мы друг о друге заботимся.

Она проговорила со странной ноткой:

– Мы оба будем рядом. Надеюсь, не подеремся.

Ночь еще темнее вчерашней, на небе кое-где застыли, заснув до утра, облака, небо стало совсем черным.

Боудеррия сказала за спиной чуточку нервно:

– Если бы еще и полнолуние…

– Я и на четверть согласен, – ответил я. – Эти гады выбрали именно новолуние! Самое начало. А если это не совпадение?

Ее конь поравнялся с моим арбогастром, она зябко передернула плечами.

– У меня есть амулет. В темноте вижу, хоть и плохо. Как-то искаженно. А как они?

– Может быть, – ответил я, – для них как раз ночь и есть день.

– А день?

– Это как нам солнце прямо в глаза, – сказал я. – Правда, это только мое гениальное до глупости предположение.