Ричард Лаймон. Ночь в тоскливом октябре

Прочитав постскриптум, я улыбнулся. Затем налил себе чашечку кофе, сел за стол и перечитал письмо. Насчет того, что надо жить как ни в чем не бывало, она, конечно, была права. Действительно имело смысл держаться друг от друга подальше, пока наши физиономии не примут нормальный вид.

Но вот упоминание, что это не попытка отшить, заставило меня испугаться, что это она самая и есть, или, по крайней мере, первый шаг в этом направлении.

Зачем она вообще это упомянула?

Наверное, просто хотела заверить меня в своей верности. Напомнить мне, что она — не Холли.

Несколько раз я перечитал строчку «Мне очень хорошо, когда мы вместе».

Она закончила письмо словами: «Со всей любовью».

Легко понять, что она чувствует, думал я. Она меня любит. Ей тяжело, что придется избегать меня, дабы не вызывать подозрений.

Если, конечно, она не врет.

Нет, она не врет, убеждал я себя. Она же не Холли. Если я начну мерить всех девушек ее меркой — так и рехнуться недолго.

Эйлин писала все от чистого сердца.

Наверное.

Я спрятал ее записку, вернулся на кухню, налил себе еще чашечку кофе и включил радио. В эфире был Раш Лимбоух, говорил о Билле и Хиллари и о препятствовании правосудию.

Вот и мы теперь препятствуем правосудию, подумал я… хотя бы уже тем, что не сообщили всего, что знаем. Нам бы пришлось скрывать и большее, но от этого нас спасли тролли.

Надо бы отправить им благодарность.

Дорогие друзья.

Хочу черкнуть пару строк благодарности за то, что вы уничтожили следы безобразия, устроенного нами прошлой ночью. В следующий раз с меня винцо. Пожалуй, «Мерло».

Бон аппетит!

Эдди.

Я усмехнулся, но на душе скребли кошки.

В следующий раз?

Не будет следующего раза, товарищи. Вы все, небось, давно в кутузке.

Программа Раша прервалась на блок новостей, прогноз погоды и рекламу. Я сидел за столом, таращился на радио и слушал, не смея дышать.

Как правило, в это время сообщались новости мира, страны, штата и конкретно нашего города.

Полдюжины бездомных каннибалов сжирают своего товарища под мостом в студгородке — такое не могли не осветить в местных новостях.

И — ни малейшего упоминания.

В шесть минут одиннадцатого Раш продолжил свою передачу.

Я вылупился на радио.

Как могли они пропустить подобную историю?

В голове вертелись все возможные варианты: копы решили умолчать об этом (дабы не пугать добропорядочных вилльмингтонцев); на вызов Эйлин никто не выезжал; она только сделала вид, что разговаривала с оператором; копы заявились не к тому мосту; или даже к тому, но там уже не осталось ни обглоданного тела, ни других следов убийства.

Был и такой вариант: пара копов приехала к мосту, но попала в засаду троллей. Впрочем, я в этом сильно сомневался. Диспетчер-то должен был знать, куда они поехали. Не выйди они на связь, туда бы нагрянули все силы полиции.

Тогда бы новость прогремела на всю страну.

«Что же произошло на самом деле?» — гадал я.

До начала моего семинара по Шекспиру еще оставалась пара часов, так что я решил прийти в университет пораньше и разведать обстановку.

* * *

Стоял прекрасный октябрьский денек, солнечный и свежий, в воздухе разносился пряный аромат горящего дерева. На мне были джинсы, замшевая рубашка. Бейсбольная кепка и темные очки довершали образ эдакого франта. Зато они неплохо скрывали синяки и ссадины.

Большинству из тех, кого я встретил по пути в студгородок, да и в самом городке, было не до меня: одни спешили по своим делам, другие болтали с друзьями, третьи были погружены в мысли о своих успехах, промахах, о том, с кем бы переспать — или о чем там они еще могли думать… Несколько ребят заметили меня и приветственно кивнули. Я кивал и улыбался в ответ.

Бродя по студгородку, я искал любые признаки того, что тревожная история получила огласку. Но вокруг стояла тишь да гладь. Некоторые студенты и преподаватели куда-то торопились. Другие казались абсолютно невозмутимыми. Тот чем-то взбешен, этот вполне доволен собой, тот явно наслаждается жизнью, этот дуется…

Ничего необычного, жизнь шла своим чередом.

Тут я встретил Стэнли Джонса. Этот товарищ тоже был с факультета английского, так что мы с ним часто сталкивались на занятиях. В прошлом году я даже несколько раз бывал у него в гостях: мы вместе работали над проектом по Эдгару По. Он жил в том же квартале, что и Киркус. Таким образом, он не мог попасть в университет, не пересекая Пограничную улицу.

Я поприветствовал его:

— Здорово, Стэнли.

Вид у него был хмурый, но, заслышав мой голос, он поднял голову и улыбнулся:

— Здорово, Эд.

— Как дела?

— СОС! — В переводе: «Самая Обычная Срань». Затем его брови полезли вверх. — Что с тобой случилось?

— В смысле?

— Черти на тебе плясали, что ли?

— Я ранен был, но не упал.[13]

— Черт, мужик.