Рифмовщик

Тишина на водной глади,
И под гладью тишина.
И чего это мы ради
Здесь торчим сейчас с ранья?
На рыбалке мы коллеги —
Ловим рыбу не спеша.
Мы, конечно, не калеки,
Но такая уж душа,
Что не может без рыбалки
Обойтись она совсем.
И, конечно, без смекалки
Ты наловишь дребедень.
А смекалку как применишь —
Рыбку словишь с полкило.
Наше счастье не измеришь.
Кто-то скажет: «Повезло».
Мы на это не в обиде —
Трудно рыбака понять.
Нас нечасто можно видеть,
Можно только угадать!

Поплавок медленно повалился набок. Стрекоза до самого последнего не покидала его до того мгновения, пока поплавок полностью не лег на воду.

* * *

А там он стоял в шеренге таких же призывников. На небольшой площадке у входа в райвоенкомат образовалось неровное каре из восемнадцатилетних пацанов, окаймленное толпой родственников, провожающих своих мальчишек в армию.

Откуда-то неожиданно появился старый дядька в военной форме. Дядька обосновался в середине пространства, образованного каре, откашлялся и заговорил, стараясь возвысить свой глухой и хриплый голос над гулом толпы.

— Сынки! — крикнул дядька. — Вы идете служить! Родина призвала вас! Надо послужить! Надо!

А он стоял и думал:

«Мы призывники. Кто нас призвал? Никто нас не звал. Принесли повестку на дом — бумажку, на которой сухой текст излагал требование явиться сюда, а если не явишься, то плохо тебе будет. Там же, в бумажке, ответственность была указана со ссылкой на закон».

А дядька громко говорил, почти кричал:

— Тяжело, но надо!

Эту фразу он повторил раза три, как будто вспоминал какую-то свою тяжелую службу.

«Наверное, у дядьки служба уж такая тяжелая была, — подумал он, — что он эту тяжесть так хорошо и запомнил».

Дядька удалился, и всех призывников на автобусах доставили на большой сборный пункт. Потом было длиннющее путешествие на поезде. Одиннадцать суток призывников везли через всю страну. Из вагонов никого не выпускали, но это, наверное, еще не была тяжелая служба.

«Зачем так далеко перевозить будущих воинов?» — задавал он себе этот вопрос и только потом, гораздо позже, получил хоть какой-то ответ: «Наш солдат служит лучше, когда находится далеко от дома».

Поезд всё дальше и дальше стремился на восток. За окнами проплывали лесные и полевые пейзажи. Проскочили степные просторы, и прочие места, и всё, всё, чем богата была страна.

Он лежал на верхней полке и пытался представить: как оно там будет? Но ничего конкретного представить себе не смог.

«Наверное, там будет тяжелее, чем в этом длинном поезде».

* * *

А здесь поплавок чуть дернулся в сторону и сначала медленно, а затем понемногу ускоряясь, поплыл вбок и в глубину. Слева на фоне воды появились слова:

«Не торопитесь. Так клюет лещ. Подсечку необходимо совершить, когда поплавок уйдет под воду на один-два сантиметра. Ждите сигнала».

Через несколько секунд рыба была извлечена из глубины. Он внимательно рассмотрел крупного леща в лотке. Рыба некоторое время похватала ртом воздух. Пару раз сильно дернулась и, ударив хвостом о дно лотка, потихоньку затихла.

«Красивая рыба», — подумал он, разглядывая серебристую чешую. Перегнувшись через борт, ополоснул руки в теплой воде озера и несколько минут наблюдал подводный мир.

Водоросли напоминали какой-то диковинный лес. Рыбья мелочь, сверкнув на солнце чешуей, сновала среди подводной зеленой роскоши. Он не очень-то понимал заядлых рыбаков, по описаниям часами ожидавших поклевок хороших рыб. Но отдых у берега тихого лесного озера ему нравился. Такой тихий уголок природы располагал к творчеству, и он сочинил несколько строк: