Рифмуется с радостью

В бедственной ситуации мы, конечно, боремся, мы напрягаем способности, ум, волю, желая преодолеть злосчастье, восстановить былое, вернуть потерянное – и убеждаемся в абсолютном бессилии. Вот тут и видим: вовсе не сам человек распоряжается собственной жизнью, он и вправду лишь пригоршня праха, хлипкая былинка перед лицом, в зависимости от мировоззрения, слепой Судьбы, безжалостного Рока или всемогущего Творца вселенной. Так трагичнейшая утрата оборачивается иногда ценнейшим приобретением, поскольку без всяких логических убеждений может привести атеиста к Богу, а верующего к величайшей из добродетелей – смирению.

В этом смысле предконечные годы даются в качестве драгоценного шанса: отошли в прошлое суетные заботы, иссякла энергия плоти, сведено до минимума общение с людьми; пора обратиться к смыслу бытия и уразуметь Истину. Наступает час решающего выбора: копить и оплакивать обиды, сожалея о несбывшемся, проклинать молодых, бунтовать против возраста и от страха замуровывать себя в скорлупу безнадежности – или и этот крест нести с достоинством, борясь с безнадежием, каждую новую боль принимая как повод для благодушного, как говорили прежде, терпения, т.е. терпения без стенаний и ропота, и радоваться избавлению от мiра, от потопления в повседневности, когда наконец можешь, не отвлекаемый пустяками, лучше понять себя и сосредоточиться на главном.

Иммануил Кант (1724 – 1804), очевидно, считая свои умственные способности беспредельными, замыслил в конце жизни составить аж «энциклопедию всех наук», но вопреки грандиозным планам одряхлел, ослеп и доживал в крайней немощи; «господа, я стар и слаб, – жаловался великий философ – обращайтесь со мной как с ребенком».

Старость уравнивает всех, насылая телесную слабость, которая сама по себе действует подобно смирительной рубашке: с одной стороны, приходится, уступая житейской осторожности, заботиться о здоровье, испытывая новоявленные тревоги и опасения; с другой стороны, нельзя позволить, чтобы внимание к собственной персоне, в сопровождении низменной жалости к себе и раздражительности, перешло границы, вытеснив все прочие интересы.

Старость хороший учитель. В большинстве случаев сердце смягчается, начинаешь лучше понимать других, так что иногда эгоизм уменьшается пропорционально умножению болячек, а когда уменьшается эгоизм, открываются глаза на мир и на людей; собственные диагнозы пробуждают братское сострадание к обладателям тех же диагнозов, бессилие располагает к другим бессильным, инвалиды становятся отзывчивы к потребностям других инвалидов. И уж конечно боль близкого хоть в малой степени пробивает броню холодного равнодушия, отгораживающую благополучного человека от всех людей и, главное, от Бога.

Одну пожилую женщину, Клавдию П., по настоянию родных госпитализировали с подозрением на инсульт. В больнице ее незамедлительно раздели догола, положили на липкую холодную клеенку, поставили капельницу, беспрестанно кололи – и никто из врачей и медсестер ни разу не взглянул ей в лицо, ни о чем не спросил и тем более ничего не объяснял. Клавдия Сергеевна порывалась объяснить, что она тоже врач, вернее, была врачом, работала до 70 лет; но лишь теперь, на пороге 80, прозрела: подобное обращение может убить скорее, чем сама болезнь, даже при употреблении самых современных препаратов и процедур; она и сама, конечно, обращалась с пациентами точно так же, как с бессловесными телами, преданными во власть медицины, жестокую и беспощадную. Ужасаясь и плача, она заметно смягчилась и вышла, наконец, из роли хладнокровной безупречной героини, в которой пребывала всю свою жизнь.

Не многие умеют быть стариками; вообще находиться в собственном состоянии, не выпрыгивая ни вперед, ни назад, умеют не многие. Всегда нужна, как говорил один философ, техника проживания; к сожалению, это понимаешь только на склоне лет. «Свое время и свое состояние планирую уже не сам… возраст властно вошел в мою жизнь и учит меня полному послушанию его повелениям», – писал о. Иоанн (Крестьянкин). Следует считаться с нуждами организма, открыть наконец, что ему вредно, что полезно, рассчитывать силы, вовремя, в рамках физических возможностей, напрягаться, вовремя расслабляться, давая себе отдых, но не позволяя лениться; однако Гете, например, заметив, что при высоком атмосферном давлении ему работается легче, чем при низком, немощам не уступал, на поводу у погоды не шел, старался преодолевать неблагоприятные условия; он видел в этом победу духа над телом.

Старость диктует сбавить обороты, воздерживаться от спешки, беречь силы, урезать эмоции в спорах о проблемах глобального масштаба: всякое возбуждение вырабатывает вещества, отравляющие тело, а мир все равно не изменить. Нужно свернуть в сторонку от сумасшедшего темпа, исполняя совет Христов: «пойдите в пустынное место и отдохните[61]». Незачем подстегивать себя тревожными мыслями, дескать, осталось так мало, а я бесплодно трачу последние годы, потому что плохо соображаю, а может быть просто ленюсь.