Читаем Ригодон полностью

Я не совсем понимаю… Хильда мне объясняет… в «День Седана», так у них называется «праздник пожарных»… устраивают соревнование по лазанию по канату с узлами… победит тот, кто первым окажется наверху!.. доползет!.. а Зигфрид был победителем одиннадцать раз!.. правда она не могла вспомнить, в каком году это было, он тоже… теперь об этом, естественно, и речи быть не могло… она знаками показывала мне, что не нужно ему возражать… ясное дело, что не нужно! а вдруг он выбросится из окна?.. вполне возможно… но раз уж он и так наполовину голый, то пусть лучше разденется полностью, и я его осмотрю… он же меня сам просил… он ничего не имеет против, покорно подчиняется… присутствие Хильды его не смущает… она ему помогает… кладет на стул его черный редингот и каску… он тут же ложится на большую кровать… на этой кровати нет ни тюфяка, ни простыней… только матрас, а сверху навалена куча тряпок… очень грязных тряпок, засаленных, наверное, ими протирали машины и лампы… еще до войны… ну а теперь мне необходимо его осмотреть!.. но он меня останавливает…

– Как вы думаете, если выпрыгнуть из окна, то можно себе что-нибудь сломать?.. два?.. три перелома?..

Она знаком показывает мне ничего ему не отвечать… да я и не собирался… я смотрю на него, совершенно голого… действительно, кожа да кости… а разлегся, как жена посла… голая жена посла, которая только что проснулась… у него полная мышечная атрофия… естественно, учитывая его возраст и скудный рацион… а как его живот?.. я щупаю… еще раз… ничего! он очень истощен, но все нормально… а сердце?.. небольшой шум… аорта?.. легкие?.. эмфизема?.. возможно… а что во рту?.. осталось только три пенька… но он не жалуется… слух?.. зрение?.. это я никак не могу проверить… а давление? у меня с собой нет Пашона[56]!.. я щупаю пульс… неровный… даже по вискам видно… он напоминает мне пациентов центральной больницы в Ренн… папаша Фолле[57]у кровати больного… ежедневный ритуал… в клинике… папаша Ледюк из Нанта… так иногда внезапно на вас обрушивается целая куча воспоминаний, и вы даже не знаете, смеяться вам или нет, какое-то мгновение вы в нерешительности, но лучше все же выразить сочувствие, в определенном возрасте подобное становится неизбежным… и эта бабенка, начальница вокзала, тоже о чем-то задумалась… а может, просто вздремнула стоя?.. нет!.. это храпят ее ребятишки… она жестом показывает мне: не шумите!.. черт побери, лучше быть поосторожнее! я вообще предпочел бы спуститься на улицу… сюда вполне может явиться полиция… не знаю правда, чья?.. но какая-нибудь да явится!.. фрицы, русские, англичане?.. а может и все сразу!.. я хотел бы поговорить с Лили… но не с Ля Вигой!.. Ля Вига переживет!.. я тихонько говорю Зигфриду…

– Dann!.. dann!.. ну так что? мы пошли?.. hinabsteigen?

Пусть одевается… а эта мадам начальница пусть ему поможет… я жду… она спрашивает у меня… что с ним?..

– С ним все в порядке!.. возраст, вот и все… это нормально!..

Хватит уже с меня их вопросов… о, ей тоже кажется, что с ним все нормально… и что мы можем идти… конечно… она передает ему рубашку, кальсоны… потом штаны… редингот… и каску… пыль и грязь хороши тем, что вы постепенно перестаете обращать на них внимание… ваши глаза привыкают… безукоризненные модники… щеголи, на кой хрен вам все это сдалось? э-ля! я же забыл!.. как там его рефлексы?.. у меня нет молотка, но сойдет и пальцами… я снова его усаживаю… это недолго… локти?.. почти нормально… немного вялые… колени? левое в порядке! а правое?.. правое почти не реагирует… он наблюдает за моими действиями… это его забавляет… кажется, он собирается что-то сказать… слышится какой-то скрип, я имею в виду его смех… похоже, это он надо мной смеется.

– Они уже делали со мной такое в Маннгейме!..

А теперь он собирается спуститься вниз… этот Полишинель нетерпелив… он берет меня под руку… одна ступенька… две… три… четыре… передышка!.. он садится… то же, что и на подъеме… ничуть не быстрее… что он хочет мне сказать?.. он задумался…

– Кажется, эта женщина все еще от меня без ума?..

– Какая еще женщина?

– Да Хильда же, та, что наверху!..

– Конечно!

– И вас она тоже будет обожать…

– Не все сразу!.. не все сразу!..

Ладно!.. еще четыре ступени… передышка!

– А теперь, доктор, послушайте!.. я чувствую, что у меня сейчас очень много всяких мыслей… но скоро их не останется… они улетучатся… о, я себя знаю!..

Как это смешно… он смеется… над тем, что мысли исчезают… из его головы!.. хи! хи!.. у него из головы!

– А на похороны я не пойду!.. нет!.. нет!..

– Что за похороны?

– Там, в соборе… в конце проспекта… где шпиль, я же вам показывал!.. сто шестьдесят один метр… хи! хи!.. нет уж, доктор! нет!

– И кого хоронят?

– Роммеля!.. генерала Роммеля!

Кажется, я уже об этом что-то слышал… по-моему, от Харраса… про Роммеля…

– И почему же?

– Он предатель!.. я не собираюсь туда идти! а вы сходите!.. Роммель, Afrika Korps[58]!.. и учтите, все окна, выходящие на этот проспект, будут закрыты!.. посмотрите!.. посмотрите!.. ни одного жильца… там не осталось!

– Почему же, капитан Зигфрид?

Перейти на страницу:

Все книги серии Extra-текст

Влюбленный пленник
Влюбленный пленник

Жан Жене с детства понял, что значит быть изгоем: брошенный матерью в семь месяцев, он вырос в государственных учреждениях для сирот, был осужден за воровство и сутенерство. Уже в тюрьме, получив пожизненное заключение, он начал писать. Порнография и открытое прославление преступности в его работах сочетались с высоким, почти барочным литературным стилем, благодаря чему талант Жана Жене получил признание Жана-Поля Сартра, Жана Кокто и Симоны де Бовуар.Начиная с 1970 года он провел два года в Иордании, в лагерях палестинских беженцев. Его тянуло к этим неприкаянным людям, и это влечение оказалось для него столь же сложным, сколь и долговечным. «Влюбленный пленник», написанный десятью годами позже, когда многие из людей, которых знал Жене, были убиты, а сам он умирал, представляет собой яркое и сильное описание того исторического периода и людей.Самая откровенно политическая книга Жене стала и его самой личной – это последний шаг его нераскаянного кощунственного паломничества, полного прозрений, обмана и противоречий, его бесконечного поиска ответов на извечные вопросы о роли власти и о полном соблазнов и ошибок пути к самому себе. Последний шедевр Жене – это лирическое и философское путешествие по залитым кровью переулкам современного мира, где царят угнетение, террор и похоть.

Жан Жене

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Ригодон
Ригодон

Луи-Фердинанд Селин (1894–1961) – классик литературы XX века, писатель с трагической судьбой, имеющий репутацию человеконенавистника, анархиста, циника и крайнего индивидуалиста. Автор скандально знаменитых романов «Путешествие на край ночи» (1932), «Смерть в кредит» (1936) и других, а также не менее скандальных расистских и антисемитских памфлетов. Обвиненный в сотрудничестве с немецкими оккупационными властями в годы Второй Мировой войны, Селин вынужден был бежать в Германию, а потом – в Данию, где проводит несколько послевоенных лет: сначала в тюрьме, а потом в ссылке…«Ригодон» (1969) – последняя часть послевоенной трилогии («Из замка в замок» (1957), «Север» (1969)) и одновременно последний роман писателя, увидевший свет только после его смерти. В этом романе в экспрессивной форме, в соответствии с названием, в ритме бурлескного народного танца ригодон, Селин описывает свои скитания по разрушенной объятой пламенем Германии накануне крушения Третьего Рейха. От Ростока до Ульма и Гамбурга, и дальше в Данию, в поездах, забитых солдатами, пленными и беженцами… «Ригодон» – одна из самых трагических книг мировой литературы, ставшая своеобразным духовным завещанием Селина.

Луи Фердинанд Селин

Проза
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе

«Казино "Вэйпорс": страх и ненависть в Хот-Спрингс» – история первой американской столицы порока, вплетенная в судьбы главных героев, оказавшихся в эпицентре событий золотых десятилетий, с 1930-х по 1960-е годы.Хот-Спрингс, с одной стороны, был краем целебных вод, архитектуры в стиле ар-деко и первого национального парка Америки, с другой же – местом скачек и почти дюжины нелегальных казино и борделей. Гангстеры, игроки и мошенники: они стекались сюда, чтобы нажить себе состояние и спрятаться от суровой руки закона.Дэвид Хилл раскрывает все карты города – от темного прошлого расовой сегрегации до организованной преступности; от головокружительного подъема воротил игорного бизнеса до их контроля над вбросом бюллетеней на выборах. Романная проза, наполненная звуками и образами американских развлечений – джазовыми оркестрами и игровыми автоматами, умелыми аукционистами и наряженными комиками – это захватывающий взгляд на ушедшую эпоху американского порока.

Дэвид Хилл

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги