Рихард фыркнул: пещера не терпела громких звуков, и каждый, кто в ней кричал, был так или иначе наказан. Целый фонтан брызг поднялся в воздух, когда Бэн, вопя, размахивая руками, отклонившись назад, влетел в воду. Рихард тихо засмеялся, но с удивлением уставился вниз: парень, оказавшись на середине чаши, где глубина была в три человеческих роста, легко оттолкнулся от дна и, размеренно шевеля ногами, неспешно выплыл у сходней. Феникс цыкнул, не ожидая от толстяка такой ловкости и умения задерживать дыхание. Сам он воду не любил и не заплывал никогда в чаше дальше метра от берега, и то, если рядом находился отец.
Бэн блаженно улыбался, распластавшись на берегу.
— Где ты научился так плавать? — с завистью спросил Рихард.
— У нас за пастбищем глубокое озеро. В детстве я случайно разбил мамину любимую вазу и выбросил осколки туда. Так мама сказала, пока все не достану, она меня на порог не пустит. Полгода в сарае с овцами жил, пока до последнего кусочка не вытащил и не склеил как было. Ваза потом развалилась, но мама разрешила вернуться домой.
Договорив, Бэн скользнул в озеро, на этот раз без брызг, оттолкнулся розовой пяткой от сходней и поплыл, загребая руками. Рихард постоял на берегу, пытаясь понять, сколько правды было в сказанном, попробовал ногой горячую воду и решил туда не лезть. Походил, разглядывая светящиеся на дне чаши кристаллы, и направился в нишу, где журчал небольшой водопад, утекающий между камней пола.
В нише стояли низкие табуретки и железные тазы с черпаками, корзиночки с мылом, мочалками, щётками и скребками. Стараясь не слушать счастливого повизгивания Бэна, нырявшего на глубину и всплывающего наверх спустя несколько долгих минут, Рихард тщательно вымыл волосы, расчёсывая пряди пальцами, намылился, вычищая кожу до красноты. Рубцы на левой руке окончательно стали шрамами, но не белыми, а тёмными, как почти у всех Фениксов. Вспомнил Маджера, когда тот сказал: «Смотри, как красиво», — и подумал, что дядя прав. Перьевидный узор выглядел аккуратным и изящным. Тут, в клубах пара, мальчик смотрел на свою левую руку, как на чужую, и любовался результатом, а ещё гордился тем, что довёл задуманный рисунок до конца. Чтобы почти как у папы,только немного иначе: чуть более острые кончики перьев и непременная средняя линия на каждом, для целостной картины. Шлепки босых ног за спиной вывели мальчика из самолюбования, и он устыдился, поспешил закончить с мытьём. Набрав проточной прохладной воды в таз, ополоснулся, фыркая и жмурясь, когда мыльная пена попадала на лицо. Всё же для огненного Феникса вода — не его стихия.
— Блаже-е-енство! — протянул Бэн, плюхаясь на соседнюю табуретку, и принялся намываться, что-то напевая себе под нос.
Рихард сидел, вслушиваясь в грот. В этом месте всегда приходило умиротворение, смывающее грязь внешнюю и внутреннюю. И даже сейчас, когда нервы были на пределе, текучая вода и мягкое свечение, казалось, лечили мальчика. Успокоение приходило мягкими толчками, забирало всё плохое и уносило. Накатывало вместе с ритмичным мерцанием кристаллов. Накатывало и уносило…
Бэн намылил волосы, взбил их в гребень и заквохтал, шлёпая себя согнутыми руками по бокам. Рихард вынырнул из потока спокойствия и рассмеялся. Бэн натёр одну из множества мочалок пахучим мылом и протянул её Фениксу со словами: «Не поможешь спину помыть, а то я не дотягиваюсь». Тот помедлил: не очень хотелось этого делать. Но широкая спина уже была перед ним.
— Что это? — он ткнул Бэна между лопаток, где на бледной коже темнело большое пятно в форме отпечатка лапы то ли кота, то ли собаки.
— Это? А, пятно родимое… От отца мне передалось… У него такое же, — Бэн, как показалось Рихарду, ответил без улыбки, и даже мыльный гребень упал набок.
— А где твой отец?
— Не в Лагенфорде. Поэтому я хочу его найти.
— Думаешь, это так просто? — Рихард шлёпнул мочалкой по пятну.
Бэн смолчал и молчал так долго, что когда спина была намылена и он вдруг решился ответить, Феникс уже забыл про вопрос.
— Я знаю, где его искать!
— Где?
Ответ заглушили шаги и голоса сверху. Несколько мужчин Фениксов спускались к купальне.
— О, малыш Рихард с чужаком⁈ — удивился один из них. — Уже решил, куда податься?
— Эй, не задирай мальца, — хлопнул другой его по спине. — Пусть идёт, куда захочет. Может, наконец, даст Нолану жить спокойно, а не трястись над мелким, как над хрустальным цветком!
— Верно-верно, — подхватил третий и столкнул первого в воду.
Ребята домывались быстро, отвернувшись от плещущихся мужчин. Рихард, не смотря на тщательность помывки, всё равно чувствовал себя оплёванным. «Я не даю папе жить нормально? Зачем они так со мной? Кто дал им право говорить такое?.. Неужели всё так? Неужели все видят, что папа страдает из-за меня?..» Дарованного пещерой покоя как не бывало. Мальчик вспомнил, что нужно держать эмоции в узде, задышал медленно, успокаиваясь, выбрасывая лишние мысли из головы. Сила, спелёнатая водной стихией, казалось, затаилась и затихла, чтобы потом завопить дурным голосом, как младенец, сводя своего носителя с ума.