Рихард Феникс. Горы. Книга 1

Все спутники оказались интересными. Каждый по-своему. Некоторые его пугали, как вдруг обезумевший Тавир, или Алек, который, казалось, мог в любой момент вспылить, сбежать, попасть в неприятность. Бэн и Гарг — Чиён, думая о них, чувствовал, как в груди теплело, а руки тянулись обнять каждого. Последнего — тревожного и весёлого, доброго и внимательного Рихарда, — Чиён воспринимал как младшего брата. Он не помнил, были ли у него братья и сёстры, но очень хотел сохранить такое отношение. Рихард, конечно, напугал его там, во время обвала, но он ведь таким был не всё время. Исключение из правил. С кем не бывает.

С ним говорила женщина из тех людей, которые спускались в тоннель. Чиён рассказал ей о татуировке с именами на спине. И женщина, с такой же тёплой энергией как у Гарга, спросила, почему бы мальчику не отправиться домой. Тот не стал раздумывать, покачал головой. Он хотел остаться со спутниками. Хотел и дальше присматривать за обретённым младшим братом, увидеть, как тот будет расти и развиваться. И потом уже можно вернуться обратно, если в Лагенфорде его кто-нибудь будет ждать.

* * *

Тавир

Почему это всё случилось? Почему он здесь? А если они не успеют? Он же обещал тому, что приведёт одного или пару. Но лучше — одного. Того самого.

И его задание от дяди Симона. Это важно. Это нельзя не сделать. Но страшно. Страшно, что всё пойдёт не так, как должно. В первый раз было просто. Так просто, что Тавир сам себе не поверил. Во второй раз — сложнее. А сейчас? Получится ли?

Тавир обхватил голову руками. Сальные тонкие волосы опутали пальцы. Зубы стучали. Ноги лихорадочно сучили по постели.

Кто-то вошёл в комнату, постоял и вышел. Тавир звал Феникса внутри себя. Но тот молчал. Левая рука понемногу восстанавливалась. Всё-таки развитое лечение — это великое благо. Но что, если древний бог не откликнется? Неужели, он бросил своего потомка? Плевать! Пока есть сила, ничего не потеряно. Сила, которой он себе не хотел.

Тавир попытался призвать огонь. И тело вытянулось в струнку, пронзённое болью, а потом сжалось в комок.

Пот затекал в глаза. Тавир не закрывал их. Он боялся снова остаться во тьме. Совершенно один. Он вспомнил, как край одеяла, которым окутал его хилый птенчик, упало на голову. Тавир уснул и проснулся в полной темноте. И тогда он начал кричать. Он надеялся, что дядя Симон придёт и заберёт его, но тот не пришёл. Не в этот раз. Спасший однажды не спасёт дважды.

Вместо него рядом оказался тот, кого Тавир меньше всего предполагал увидеть. А ведь всё так хорошо начиналось.

К тому же мешали, как же мешали остальные. Зачем они попёрлись с ними? Кто их просил ломать весь план? Как было бы хорошо избавиться от них, особенно от того, с шарфом на голове. Что же он под ним прятал?

Скрюченные пальцы нашарили у кровати башмаки, ощупали подошву. Маленький рычажок оказался не повреждён. И лезвие с продольным отверстием, заполненным ядом, всё ещё свободно выдвигалось, стоило лишь нажать.

Да, можно немного отдохнуть и избавиться от лишних. Но как это сделать, чтобы другие ничего не заметили?

Тавир прижал коленями к груди левую руку, баюкая её, и провалился в сон, не закрывая глаз.

* * *

Гарг

Ногу в лубке подняли к потолку, под спину подложили высокую подушку. Почти не болело. Горьковатый напиток действовал, как надо. Но всё было не просто так. Всё случилось самым лучшим образом. Мужчина улыбался, глядя на женщину, сидящую рядом на кровати. Сколько же лет он об этом мечтал?

Как сейчас, он помнил тот день, когда видел Гортензию в последний раз.

Она отказалась проходить инициацию, решив стать матерью. И до четырнадцати лет училась и помогала в деревне. Но потом, когда старшая сестра захотела продолжить учёбу в городе, мать не возражала, только дала напутствие: «Твой муж должен быть из племени Фениксов, чтобы передать детям силу. Помни это, дорогая!».

И Гортензия упорхнула в город. А через полгода вернулась рука об руку с человеком, неся ребёнка под сердцем. Дитя, которое не получит силу бога. Женщина, которая больше не сможет дать жизнь Фениксам.

Мать не стала ждать аудиенции у главы. Она испепелила избранника своей дочери, а саму Гортензию так сильно выпорола прутом, что та не могла даже ходить. Но, куда бы не била мать, она ни разу не задела живота дочери. Мать порола и плакала, приговаривая: «Всякая молодая жизнь священна!».

После, когда Гортензия смогла ходить, она сказала Гаргу, что покидает дом. И брат, младше её на четыре года, поклялся на силе Феникса, что найдёт сестру, где бы она ни была.

— Двое из тех, кто вас принесли — мои сыновья, близнецы, первенцы. Старший брат моего возлюбленного отправился искать меня, чтобы отомстить, но стал моим мужем, — улыбаясь, сказала Гортензия.

— Они выглядят очень взрослыми, — заметил Гарг, сжимая ладошки сестры.

— В горах все взрослеют быстро. Тебе ли не знать?

— А сколько у тебя детей?

— Семеро. Не все послушные. Но все мои, родные. И без капли сил Феникса. Я ни о чём не жалею, брат.

— А я жалею… — И он рассказал о своём сыне, погибшем во время инициации.