— Посвети, — попросил Урмё, натянул перчатки из тонкой кожи и поднёс тетрадь к глазам.
Нолан, желающий держаться от сундука подальше, вынужденно приблизился.
— Мне понадобится пару дней на расшифровку. Хотя, может у тебя это выйдет быстрее, — сказал старший детектив, развернул тетрадь к напарнику, тот, пересилив себя, взглянул и присвистнул.
— Язык богов? Не думал, что кто-то на нём ещё пишет.
Среди знаков Нолан заметил изображения ладоней с растопыренными пальцами, что писали в именах Кэньчцкху и Эньчцках. Это могло значить, что события, записанные в тетради, имели прямое отношение к Детям богов или их потомкам. Хотя всё, что сейчас можно найти о них в книгах, походило на сказки, совершенно не имеющие отношения к реальности. Пытаться прочитать это сейчас — не самая хорошая идея, а вот рассмотреть содержимое сундука стоило, ведь именно из него неслось то дурное, от чего у Феникса темнело в глазах.
Ткань свёртков была ветхая: крошилась и расползалась в руках Урмё. Она обнажила то, о чём Нолан уже догадался. Кости. Два женских скелета: один более тёмный, на его позвонках вспучивались наросты, похожие на кораллы; другой же, посветлее, явно принадлежал женщине низкого роста. Вот только череп её зиял проломами от ударов четырёхгранного предмета, наверняка очень острого.
— Знаешь, что это мне напоминает? — спросил Урмё, разглядывая череп на просвет. — Следы от кирки каменщиков. Думаю, это и есть Жюли и Энника — жёны Нгуэна. Вот только… Зачем? Твои мысли по этому поводу, мой дорогой… Ох, а ты чего такой зелёненький⁈
Урмё быстро, но бережно, опустил череп на пол, вскочил, подхватил Нолана под локоть и выволок на улицу.
— Дыши, друг, дыши, — приговаривал он, срывая свои перчатки. — Всё хорошо, я с тобой. Сейчас тут всё закроем и пойдём отдыхать. Это был долгий день. Мы молодцы. Дыши.
И Нолан дышал, хватал посиневшими губами морозный воздух с привкусом прелой земли. Не раскрывая глаз, гнал из-под век светящиеся алым круги. Смерть. Он не любил смерть. Он боялся её. Боялся потерять родных, близких, друзей. Его тошнило от насилия, её бессмысленности, жестокости. От вида изувеченных тел и изуродованных костей. Он мог тихо радоваться, что от его тела после воспарения останется лишь горстка пепла, развеянная по миру. Но не сейчас.
Прохладные пальцы Урмё массировали горячие мочки ушей Нолана. Рассудок того очищался, дыхание выравнивались. Сердце, заглушающее боем мысли, постепенно замедлялось.
— Ты как?
— Ты снова меня спас.
— Ну, не преувеличивай! Прости. Я думал, что ты больше этому не подвержен. Идём?
Урмё достал из кармана связку ключей, выбрал на ней один, состоящий из пучка тонких и толстых проволочек, согнул их, примериваясь к замку. Крик-крак — и задняя дверь дома заперта. Не глядя миновав кухню, Нолан вышел в гостиную, ощущая давящую силу фрески на потолке. Напарник чуть замешкался, но появился, пряча за спину сумку и болтая фонарём. Минута — и парадная дверь так же оказалась закрыта подальше от любопытных глаз и загребущих рук. Страшная тайна сундука осталась в кухне. Почти всё. Урмё не знал, как остро чувствовал Нолан содержимое его сумки. Да, умельцам в лаборатории будет, с чем поработать.
Старший детектив достал кусок особого тёмного воска, покатал в пальцах, разогревая, наклеил внахлёст на дверь и косяк, оттиснул свой жетон. Если кто-то захочет проникнуть в дом, то ему придётся сломать печать, а это уже серьёзный проступок, наказуемый.
— Не думай, что я отпущу тебя в горы в таком-то состоянии, — нараспев произнёс Урмё и потянул Нолана к себе домой. А тот и не возражал. Усталость, накопленная за день, давала о себе знать.
Рихард
Все попытки развернуть лодку не увенчались успехом. Глубокая стылая ночь влекла судёнышко неизвестно куда. Вслед насмешливо глядела из разрывов чёрных туч первая яркая звезда, виденная ещё из дома. Но хуже всего было то, что Лукреция не просыпалась. Она металась в горячечном бреду, неразборчиво бормотала и плакала. И сколько Рихард не пробовал воздействовать на неё лечением Феникса, как тогда получилось с Бэном в пещере, всё оказалось тщетно.
Силы таяли. Еда и вода, одна мысль о них вызывали у мальчика тошноту. Да и судно то бежало ровно, подталкиваемое ветром, то подпрыгивало и крутилось, выбивая все надежды и добрые мысли.
— Дедушку бы сюда, — меряя шагами палубу, что больше не казалась ему большой, бормотал Рихард. — Или Бэна. Он бы что-нибудь придумал. А может призвать Ирнис? Но… Нельзя. Если её мама не рядом, она не сможет вернуться. А Ирнис всё же княжна — нельзя с ней так! — И до боли впивался пальцами в ладони, уже сомневаясь, что увидит кого-нибудь из своего племени и из спутников в этой жизни.